Борис Минаев - Ельцин
Это письмо Дудаев послал Ельцину еще в июле 1992 года. Ельцин пишет резолюцию: «Е. Т. Гайдару. Прошу рассмотреть предложения Д. Дудаева и подготовить проект ответа».
Дудаев предлагает делить между Россией и Чечней деньги за экспорт нефти. И на этой основе договариваться о политическом консенсусе.
Купите нас! Мы согласны…
Между тем российские ведомства продолжают считать Чечню российской территорией — туда идут пенсии, пособия, а также циркуляры и указы. Кому они направляются, не совсем, правда, понятно. Никаких федеральных органов на территории Чечни уже нет. Это приводило к случаям достаточно анекдотическим. Рассказывает Александр Казаков, один из руководителей Госкомимущества:
«Никогда не забуду свою командировку в Чечню. Я вез генералу Дудаеву письмо Президента России с предложением провести чековую приватизацию на территории республики. Мы вылетели в Назрань, где в то время не было даже ни одной гостиницы — я ночевал дома у начальника управления бытового обслуживания Ингушетии. На следующий день удалось созвониться с аппаратом Дудаева. За мной прислали машину с автоматчиками, и я оказался в его резиденции.
Принят я был демонстративно холодно. В приемной меня продержали больше часа. Наконец, я встал и, достаточно грубо отозвавшись о генерале, вышел из приемной. Меня догнали в коридоре — и я был принят Дудаевым. Поскольку он принимал в штыки все инициативы, исходящие из Москвы, у него уже был готов ответ на послание Ельцина: население Чечни не будет принимать участие в чековой приватизации. Я пытался объяснить ему, что чеченцев нельзя обделять в том, что им принадлежит по закону и граждане республики все равно смогут участвовать в приватизации на территории, скажем, той же Ингушетии. В какой-то момент мне даже показалось, что он внутренне согласился со мной. Переговоры закончились ничем. Но в итоге чеченцы действительно участвовали в приватизации, получив ваучеры именно в Ингушетии».
По «дипломатической» переписке, в которую пытались включить даже МИД, видно, что Ельцин и сам не понимает, кто должен заниматься в российском руководстве этой проблемой: правительство, администрация? Набирает силу жесткое противостояние с Верховным Советом, тяжелая ситуация в экономике, не принята новая конституция. В стране, по сути, царит двоевластие.
Дудаев, считает Сергей Филатов, искал встречи с Ельциным по вполне понятной причине: его авторитет стал резко падать — ведь государства как такового нет. «Народ начал вооружаться, почти все школы отдали под казармы, миграция шла колоссальная. Дудаеву необходимо было показать, что Москва с ним считается. Для Дудаева сесть за стол переговоров с Ельциным означало бы признание Россией легитимности его власти. Многие из дудаевского окружения спекулировали на этом. Потому я и объяснил дудаевским посланникам, что он не может сесть за стол переговоров с Президентом России как президент независимой суверенной республики. Другое дело, если встретится с Борисом Николаевичем генерал Джохар Дудаев, лидер Чечни».
Тонкий нюанс. Может быть, даже слишком тонкий для Дудаева.
Вокруг этого долго еще велись переговоры; происходили встречи с помощниками Дудаева, с «государственным секретарем» Чечни, и каждый раз со стороны России проявлялась готовность к встрече на тех же условиях. Но Дудаев и его окружение никак на это не шли.
Чечня стала метастазой общей болезни российского политического организма — болезни, возникшей в результате распада Союза. Этот проблемный кусок российской территории — который готов был отвалиться и держался крайне непрочно, шатался, сыпался, и трещина от него грозила перекинуться дальше, на всю конструкцию — не давал покоя Москве.
В начале 90-х шла отчаянная борьба за суверенитет Татарстана. В 1990–1991 годах в Приморье возникло движение за воссоздание Дальневосточной республики (которая существовала в годы Гражданской войны, до образования СССР, как самостоятельное государство). В 1993 году в Свердловской области по инициативе Свердловского областного совета был проведен референдум о создании Уральской республики, затем Эдуард Россель торжественно объявил о создании конституции Уральской республики, в которую позднее предполагалось включить и соседние области. Только вмешательство президента осенью 1993 года смогло предотвратить этот очень опасный политический маневр уральских элит.
Сепаратизм быстро расползался по стране.
И в Кремле постоянно медлили, осторожничали, откладывали, боясь, что при неудачном решении чеченского вопроса трещина полезет дальше. Ну ничего не отваливается же пока! По крайней мере, не до конца…
А как закрепить этот проблемный кусок территории, задержать этот процесс, где клеить, каким составом — никто не знал.
Чечня стала первой самопровозглашенной республикой, провела свои выборы вопреки Москве, не имела с Москвой ни одного соглашения, правового документа о разграничении полномочий, о своем статусе. Чеченский режим организовал на своей территории незаконную армию, оснащенную российским же оружием, захваченным фактически с помощью угроз и шантажа; чеченцы ввели в оборот свою валюту, устроили на своей территории целый завод по печатанию фальшивых российских рублей, торговали фактически украденной нефтью.
Лидер Чечни постоянно угрожал России. На ее территории скрывались террористы с заложниками (в мае 1994 года разные чеченские банды трижды захватывали рейсовые автобусы в районе Минеральных Вод, требовали выкуп и вертолет для возвращения в Чечню, дважды их требования удовлетворялись, в третий раз был отдан приказ освободить заложников, но в ходе операции пятеро наших граждан погибли). На территории Чечни открыто грабили проходящие поезда. Фальшивые чеченские авизо (поддельные финансовые документы, с помощью которых путем обмана и шантажа с территории России вывозились мешками, грузовиками наличные деньги) стали громким всероссийским скандалом.
Продолжались этнические чистки и депортация русского населения. По оценкам статистиков, из Грозного в течение 1992–1994 годов уехали 147 тысяч человек[27].
И все-таки, несмотря ни на что, это были детали процесса. Надо было ответить на главный вопрос: что же делать с самим процессом?
Как видим, до 1994 года Москва постоянно упиралась в некую смысловую развилку. В Кремле понимали, что есть два пути — либо жесткая военная операция, либо долгие переговоры.
Так продолжалось до 1994 года, когда после событий 3–4 октября и выборов в новый парламент, после того, как российские граждане одобрили новую конституцию, стало ясно — проблему территориальной целостности откладывать в долгий ящик больше нельзя.
