Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат
Обстановка была довольно сложной. Если бы в кое-каких звеньях получилось хотя бы малейшее колебание, то трудно было предсказать, чем все это могло закончиться. «Гордиев узел» не развязать. Пришли к единому мнению: надо рубить.
Решено было, что на Президиуме первым в обсуждении вопроса должен выступить я — «все же голос периферии» — и сразу дать почувствовать, что Украина критикует существующие порядки и стоит за изменение стиля и методов руководства. Пришли также к единому мнению, что вечером 12 октября надо звонить в Пицунду Н. С. Хрущеву и приглашать, по существу, вызывать, требовать его приезда в Москву на заседание Президиума. По логике, звонить должен был Подгорный, так как он фактически исполнял все обязанности по ЦК. Но после некоторого обсуждения и выступления Подгорного, в котором чувствовалось его нежелание звонить (а доводы были такие, что накануне Хрущев разговаривал с Подгорным и никаких подобных вопросов не возникало, поэтому звонок Подгорного будет нелогичным и может вызвать некоторое подозрение), было решено, что звонить должен Брежнев.
Где-то около 21 часа Брежнев звонит Хрущеву. Мы все находимся тут же, в комнате заседаний Президиума ЦК КПСС в Кремле. При нас состоялся разговор. Брежнев волновался, терялся, некоторые вопросы приходилось подсказывать. Чувствовалось, что Хрущев с Брежневым разговаривал строго. Последний при разговоре побледнел, губы посинели, и говорил с какой-то дрожью в голосе. Все же Брежнев кое-как провел разговор, изложил суть дела и высказал просьбу, что желательно, чтобы Н. С. Хрущев прибыл в Москву 13 октября. Брежнев нам передал, что Хрущев сказал: «Что у вас там случилось? Не можете и дня обойтись без меня? Хорошо, я подумаю. Здесь Микоян, я с ним посоветуюсь. Позвоните мне позже».
На этом первый разговор и закончился. Чувствовалось какое-то замешательство и возбуждение.
Спустя час Брежнев снова позвонил Хрущеву. Никита Сергеевич сказал с некоторым раздражением: «Хорошо, я завтра в 11. 00 вылетаю в Москву вместе с Анастасом Ивановичем».
Микоян позже говорил, что Никита Сергеевич после звонка из Москвы сказал ему: «Чувствую я, Анастас Иванович, что-то недоброе». Микоян по незнанию обстановки и простоте своей успокаивал его.
Н. С. Хрущев любил рассказывать во всех подробностях и тонкостях дела, как он организовывал борьбу с «антипартийной» группой, как арестовывал Берию. Многие методы, приемы и тактика, известные из рассказов Хрущева, были применены нами при подготовке мероприятий по смещению самого Н. С. Хрущева.
12 октября ночью в особняке № 7 на Ленинских горах я готовился, составляя тезисы выступления на Президиуме ЦК. Требовалось аргументированное и разоблачающее, обличающее пороки Хрущева выступление. Эта ночь запомнилась мне на всю жизнь. Она была очень тяжелой, ибо ни я, ни кто другой не знал, куда мы идем, и будет ли это лучше, но пути отступления уже были отрезаны, да и отступать некуда было.
13 октября. В Москву прибыли все члены ЦК КПСС. Члены ЦК от Украины тоже по команде из Киева выехали в Москву и разместились все в гостинице «Москва».
Хрущев прямо с аэродрома прибыл в свой кабинет в Кремле. Не успел он оглядеться, как вся его охрана была заменена. Тут четко сработал В. Е. Семичастный. И в дальнейшем органы КГБ полностью контролировали всю систему охраны и всю внутреннюю и внешнюю связь. Так все выходы на внутренний и внешний мир были блокированы. Что это было сделано правильно, мы в этом убедились позже.
В 3 часа дня в кремлевском зале заседаний Президиума ЦК мы были в полном сборе — все члены Президиума, кандидаты и секретари ЦК КПСС. Ждали прибытия Н. С. Хрущева и А. И. Микояна. И ждали не без волнения, а с большим напряжением, ведь мы сидели в помещении, оторванные от внешнего мира, не зная о том, что делается вокруг нас. И полагались на информацию, поступающую от Семичастного и Шелепина. Они обеспечивали все, и мы в эти часы находились в их руках и их власти.
Наконец наступила долгожданная минута, когда в зал заседаний вошли Н. С. Хрущев и А. И. Микоян. Все притихли. Хрущев поздоровался и спросил: «Ну что здесь случилось? Кто будет вести Президиум?» Так как место председательствующего занято не было, Хрущев занял его и открыл заседание. Нами так было предусмотрено, что председательствовать будет Хрущев, это, мол, признак еще одного проявления «демократической воли Президиума», хотя уже все заранее было распределено и известно, и все это было одной из деталей расписанного сценария.
Заняв председательское место, Н. С. Хрущев, ни к кому не обращаясь, спросил: «Кто же будет говорить, в чем суть вопроса?» Наступило, как говорится, гробовое молчание, хотя видно было, что и Хрущев напрягает все силы, чтобы не сорваться. Выглядит он очень усталым, осунувшимся.
После некоторого молчания и замешательства слово «для информации» взял Л. И. Брежнев — так было условлено на Президиуме до приезда Хрущева. Уже тогда даже по этому можно было понять, что основная группа членов Президиума делает ставку на Брежнева в решении предстоящих организационных вопросов. Хотя, прямо сказать, можно и нужно было делать ставку и на других, которые имели большой опыт работы и более солидную подготовку, да и другими лучшими качествами обладали. Здесь конкретно речь идет о Н. В. Подгорном, и впоследствии время само это подтвердит. Но вместе с этим надо отдать должное Брежневу: он сумел сделать информацию острой, да иначе и быть не могло, ведь шли ва-банк.
Брежнев говорил, что в Президиуме нет коллегиальности. Многие решения принимаются непродуманно. Допускается оскорбление единомышленников по работе. Непомерно возрождается и растет культ личности Хрущева. Разделение обкомов партии на промышленные и сельские — это большая ошибка, в партии и народе это не поддерживается, неприемлемо. Последняя записка по управлению сельским хозяйством путаная. Здесь все запутано. Речь Брежнева была короткой, но, правду надо сказать, содержательной, казалась аргументированной и убедительной. Но в его речи ничего не было сказано, а какова же во всех этих вопросах роль самого Президиума ЦК. Чувствовалось, что все эти «жгучие» вопросы в такой плоскости ставится впервые.
Взял слово Н. С. Хрущев. Он сказал: «Все здесь сказанное Брежневым, к моему огорчению, я, возможно, и не замечал, но мне никто никогда об этом и не говорил, а если это так, то надо бы было сказать, ведь я тоже просто человек. Кроме всего, вы ведь все меня во всем поддерживали, всегда говорили, что делается все правильно. Вас всех я принимал как единомышленников, а не противников или врагов. Вы ведь не можете сомневаться в моем честном и искреннем отношении ко всем вам. Что касается некоторых выдвинутых здесь вопросов, в том числе и разделения обкомов партии на промышленные и сельские, так ведь этот вопрос не один я решал, он обсуждался на Президиуме, а затем на Пленуме ЦК КПСС и был одобрен, в том числе и вами, здесь присутствующими. Каждое мое предложение было направлено к лучшему, а не к худшему, и каждое из них обсуждалось вместе с вами. Я предан нашей партии и народу, я, как и все, мог иметь какие-то недостатки. Так спрашивается: почему же о них мне раньше никто не сказал, разве это честно среди нас, единомышленников? Что касается допущенных грубостей к некоторым товарищам, то я приношу извинения». Вот содержание его первого выступления.
