Иван Майский - Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)
Первоначально предполагалось, что для эвакуации будут использованы три порта — Булонь, Кале и Дюнкерк, однако отстоять первые два союзникам не удалось: слишком силен был напор немцев. В конце концов остался лишь один Дюнкерк с небольшой прибрежной полосой. И вот на этом маленьком «пятачке» скопилось свыше 300 тыс. войск (главным образом английских), жаждавших уйти в Англию.
Обстановка была чрезвычайно тяжелая. Германская наземная армия, располагавшая большим количеством танков и броневиков, железным кольцом сжимала район Дюнкерка. Германская авиация без передышки бомбила его. Лавина огня и разрушения обрушилась на стоявшие здесь войска союзников и на суда, пришедшие сюда для их эвакуации. При этом очень скоро выяснилось, что если эвакуация не будет осуществлена в течение нескольких дней, то ее вообще не будет и собранные здесь англо-французские силы неизбежно будут истреблены или захвачены немцами. Для столь быстрой эвакуации столь большого количества войск порт Дюнкерк был слишком мал. Необходимо было организовать посадку людей прямо с морского пляжа, но для этого требовалось огромное количество небольших мелкосидящих судов, способных подходить близко к берегу. Откуда их было взять?
И вот тут-то произошло нечто такое, что тогда во всем мире произвело сильнейшее впечатление. По всей Англии внезапно пронесся точно порыв бури. Каждый хотел сделать что мог для спасения «our boys» (наших парней) там, на дюнкеркском берегу. Владельцы яхт, катеров, шаланд, рыбачьих судов, буксиров, моторных шлюпок, даже парусных лодок бросились в адмиралтейство, предлагая свой услуги для вывоза английских солдат с французского берега. Это была трудная и рискованная операция: германская авиация и германская артиллерия делали все, чтобы сорвать эвакуацию. Но никто не считался с опасностью. Адмиралтейство сумело ввести в известные организационные рамки мощный национальный порыв. Около 400 мелких судов приняло участие в операции «Динамо» (таково было кодовое наименование эвакуации союзных войск из Дюнкерка), почти половина их погибла, тем не менее они принесли громадную пользу. Подходя вплотную к берегу, они брали людей с лодок или даже прямо из воды, спешили в Дувр или какой-либо другой английский порт, быстро разгружались и вновь шли к французскому берегу за новой партией эвакуирующихся. Многие суда под бомбами и снарядами проделывали свои рейсы туда и обратно десятки раз, большей частью под покровом темноты. А параллельно из дюнкеркского порта крупные пароходы и военные суда под охраной английской авиации вывозили уже целые части и соединения. То была подлинно героическая эвакуация, и англичане вполне заслуженно гордились ею. Она продолжалась десять дней — с 26 мая по 4 июня — и увенчалась несомненным успехом. Правда, все вооружение и запасы пришлось бросить во Франции, но зато было спасено и доставлено в Англию 338 тыс. человек, из которых 100 тыс. было снято мелкими судами прямо с морского берега. Среди спасенных было примерно 50 тыс. французов. Из 861 судна, принимавшего участие в операции «Динамо», 243 было потоплено.
Глубокий вздох облегчения пронесся по стране, когда вся эта операция была закончена. На каждом шагу можно было видеть, как обычно спокойные и хладнокровные англичане поздравляют друг друга и лица их при этом становятся как-то теплее.
От тех дней у меня сохранилось одно маленькое, но такое характерное воспоминание. Неподалеку от нашего посольства было небольшое, но уютное кафе, куда я любил заходить выпить чашку чая или бутылку знаменитого пива «Магиннес». Постепенно я довольно близко познакомился с его хозяином, который всегда стоял за стойкой. Это, как мне казалось, был типичный английский обыватель средней руки: социально он располагался где-то на грани между мелким и средним буржуа, политика его не интересовала, но на выборах он всегда голосовал (если вообще голосовал) за консерваторов. В газетах он читал лишь биржевые котировки и спортивные новости, а больше всего думал о своем кафе и своем обогащении.
Как-то во время дюнкеркских событий я зашел в знакомое кафе. Хозяина на обычном месте не оказалось. За стойкой распоряжалась его жена. Я из вежливости осведомился, почему не вижу хозяина. Жена, сразу подтянувшись и посерьезнев, многозначительно ответила:
— Он там, — и при этом неопределенно махнула рукой в пространство.
— Где это там? — не поняв, спросил я.
— Ну, там, — с недоумением посмотрела на меня женщина и затем прибавила: — В Дюнкерке.
— В Дюнкерке? — в голосе моем звучало явное недоверие. — А что он там делает?
— Как что? — взорвалась хозяйка. — То же самое, что и все другие: спасает «our boys» от немцев.
И затем, неожиданно как-то обмякнув, уже совсем другим тоном продолжала:
— Я так волнуюсь, так боюсь… Ведь там страшно опасно… Может все случиться… У нас есть небольшой катер, и, когда мой муж узнал, что нужны мелкие суда для вывоза «our boys», его нельзя было удержать… Хоть бы все кончилось благополучно!
Я был поражен. Меньше всего я ожидал, чтобы такой человек, как хозяин этого кафе, принял добровольное участие в операции «Динамо». Но он пошел, и это было знаменательно. Помню, я подумал: «Такой народ трудно победить».
4 июня Черчилль сделал парламенту доклад о военной ситуации и об операции «Динамо». Изложив весьма откровенно то, что произошло за минувшие три недели, и рассказав подробно о Дюнкерке, премьер признал, что во Франции и Бельгии произошла «колоссальная военная катастрофа», последствия которой трудно предвидеть. Черчилль закончил свое выступление следующими словами:
«Мы пойдем до конца. Мы будем биться во Франции, мы будем биться на морях и океанах, мы будем биться с растущими уверенностью и силой в воздухе; мы будем защищать наш остров, чего бы это нам ни стоило… И если бы — чего я ни на минуту не допускаю — этот остров или значительная часть его были покорены и умирали от голода, то наша империя за морями, вооруженная и охраняемая британским флотом, продолжила бы борьбу до тех пор, пока в положенное провидением время Новый Свет, со всей своей силой и мощью, не выступит ради спасения и освобождения Старого»[170].
Я присутствовал на заседании палаты 4 июня и мог видеть настроение депутатов. В зале царила сурово-торжественная тишина. Все, без различия партий, испытывали двойственное чувство облегчения и удовлетворения. Облегчение от сознания, что «our boys» спасены. Удовлетворение от сознания, что наконец-то страна имеет правительство, которое хочет и может вести действительную борьбу против гитлеровской Германии. После Дюнкерка и рожденного им мощного подъема среди широчайших масс народа слова Черчилля о несгибаемой воле Англии к борьбе не звучали ни напыщенно, ни романтично.
