Пьер Грималь - Цмцерон
Началась своего рода юридическая комедия. По закону народное собрание для выборов консулов в подобных условиях должен созвать интеррекс. Но назначить интеррекса разрешалось, только если в городе и в государстве не осталось ни одного курульного магистрата и «ауспиции принадлежат отцам-сенаторам». Но дело явно обстояло не так. Тогда центуриатные комиции созвал и провел претор Квинт Галлий. Другой находившийся в Риме претор, Марк Цецилий Корнут, покончил с собой. На протяжении более полувека семья Корнутов неизменно стояла на стороне сенатской партии. Подчиниться диктату молодого Цезаря, уронить честь семьи Марк Цецилий не захотел.
Итак, правовые нормы, худо ли, хорошо ли, были соблюдены, и 19 августа в консулы избрали Октавиана, а в качестве коллеги его — Квинта Педия, его двоюродного брата и легата Цезаря во время Галльской войны. Верх одержали цезарианцы, причем самые крайние, и, без сомнения, вскоре предстояла война с Освободителями. Когда Октавиан после избрания в консулы вступал в город, боги ниспослали ему благое предзнаменование: в небе появились двенадцать ястребов, столько же, сколько, как уверяли летописцы, пролетело над головой Ромула при основании города. То была подлинно весть о «новом рождении Рима».
Консулы сразу же предложили законы, которые должны были подготовить установление нового строя. Октавиан провел куриатный закон, утверждавший усыновление его Цезарем, что означало освящение действий покойного диктатора и полное уподобление с религиозной и с правовой точки зрения приемного сына родному. Октавиан становился членом familia Цезаря, он занял место в бесконечной преемственности рода, начинавшегося с Анхиса и Венеры и достигшего высшей точки в Божественном Юлии. Аппиан приводит и не столь мистическую причину, по которой понадобилось утверждать усыновление в куриатных компциях: новый Цезарь официально становился патроном многочисленных отпущенников своего приемного отца, люди они были влиятельные и богатые, отныне Октавиан мог спокойно на них опираться. Оба объяснения не противоречат, а дополняют друг друга: установленная комициями связь Октавиана с familia Цезаря, вполне очевидно, имела практический смысл и тем не менее в основе своей оставалась актом религиозным и нравственным и немало помогла будущему Августу на долгом его пути к единоличной власти.
По другому закону, предложенному Педием, отменялись все санкции против Долабеллы и признавалось законным убийство Требония. Тогда же Октавиан роздал деньги, которые завещал народу Цезарь, выплата их до сих пор откладывалась. Средства были взяты из тех сумм, что сенат определил на войну с Антонием. Так новый Цезарь обеспечил себе поддержку народа; от имени своего коллеги он провел Педиев закон, учреждавший специальный трибунал для суда не только над людьми, непосредственно участвовавшими в убийстве Цезаря, но и над всеми, кто был или мог быть причастным к убийству. Дион Кассий уверяет, что закон был направлен в первую очередь против Секста Помпея, который все еще оставался как бы символом помпеянской партии. Однако на деле под действие его мог подпасть всякий, кого сторонники Октавиана сочтут своим врагом. Цицерон явно входил в число таких людей. Октавиан, однако, его успокоил; сохранился отрывок письма, с которым Цицерон обратился к новоиспеченному консулу, из письма явствует, что консул разрешил старому консулярию не присутствовать на заседании сената; Цицерон пишет, что рассматривает разрешение как снятие с него всех обвинений и как возможность в будущем строить жизнь по своему усмотрению. По-видимому, Октавиан был искренен. Можно предположить даже, что он питал к Цицерону то уважение, которое каждый настоящий римлянин испытывал к старым людям, может быть, чувствовал и благодарность и, конечно, восхищался великим оратором и самым значительным мыслителем своего времени. Возможно, уже тогда понимал Октавиан, как Цицерон «горячо любил отечество».
Квинт Педий тем временем настоял на отмене закона, объявлявшего Антония и Лепида врагами римского народа; тогда Планк и Поллион также отказались поддерживать сенат. Децим Врут, видя, что больше нечего рассчитывать на вчерашних союзников, попытался добраться до восточных провинций и присоединиться к Бруту. Но выбрал слишком трудный путь — пришлось форсировать Рейн и двигаться через земли германцев; провести этим путем целую армию оказалось невозможно. Децим Брут объявил солдатам, что они могут, если желают, разойтись по домам. Оставил лишь охрану примерно из пятисот человек, но и эти вскоре тоже почти все разбежались.
Децим Брут остался едва ли не в полном одиночестве, амил, вождь одного из варварских племен, взял Децима Брута в плен в горах к северу от Аквилеи. Камилл известил Антония. Тот приказал казнить Децима. Камилл исполнил приказ и отослал Антонию голову несчастного полководца.
Октавиан давно уже вступил в переговоры с Антонием, но официально все еще оставался его врагом. Союз существовал, но Октавиан не спешил признать его всенародно. Неопределенность была ему на руку, он старался договориться с Антонием на возможно более выгодных условиях. В начале октября он двинулся со своей армией по побережью Адриатики на север, делая вид, будто идет сражаться с Антонием. Численность армии Антония к тому времени существенно возросла, так что сражение, пожалуй, было маловероятным. Военные действия и не начинались; вместо того в конце месяца Октавиан, Антоний и Лепид встретились на каком-то островке — большинство историков считает, что речь идет об острове на реке Рено к северу от Бононии (современная Болонья). Здесь-то и был заключен триумвират — союз, объединивший трех цезарианцев; они разделили между собой власть и обещали оказывать друг другу поддержку, как некогда Помпей, Красс и Цезарь. В отличие от них, однако, триумвиры представили гарантии соблюдения взятых обязательств, а главное, выразили намерение превратить в дальнейшем триумвират в законную верховную магистратуру. Но в первую очередь, заявили они, необходимо уничтожить всех, кто способен оказать им сопротивление. Триумвиры составили первый список из двенадцати или, может быть, семнадцати имен (точную цифру не мог назвать уже Аппиан). Одним из первых в списке стояло имя Цицерона.
В своем «Жизнеописании Цицерона» Плутарх утверждает, будто Октавиан в течение двух дней боролся за то, чтобы исключить из списка имя Цицерона, но вынужден был уступить настояниям Антония, на сторону которого встал и Лепид. В наши дни многие историки сомневаются в правдоподобности этого рассказа, а между тем он вполне заслуживает доверия. Антоний и Фульвия яростно ненавидели автора Филиппик, в этом можно не сомневаться. Основания для ненависти были и у Лепида: именно Цицерон добился объявления его врагом римского народа и отказался при этом хоть как-то обеспечить будущее его детей, презрев просьбы Брута — их дяди и Сервилии — их бабки. Октавиан, напротив того, вполне мог быть доволен Цицероном — оратор немало сделал, чтобы удовлетворить честолюбие юного Цезаря. Возможно, он питал к старому консулярию чувство, которое римляне называли pietas; мы о нем уже говорили: pietas связывала магистрата с коллегами, квестора с консулом, легата с командующим. Но Антоний и Лепид, должно быть, сказали Октавиану, что сами они ради государственной необходимости идут на крайние жертвы: Лепид согласился включить в список собственного брата Павла, Антоний — дядю Луция Цезаря. Тут важна сама постановка вопроса, она указывает на отношение Октавиана к Цицерону как к близкому родственнику. В конце концов ему пришлось уступить и принести старого оратора в жертву. Борьба, однако, принесла Октавиану некоторую пользу: получалось, что Антоний и Лепид попрали самую древнюю и самую священную из римских нравственных заповедей, Октавиан же изо всех сил отстаивал ее. Образ Октавиана — мстителя за отца, борца за его обожествление, получал еще одно подтверждение.
