Джордж ван Фрекем - Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера
Энтузиазм Гесса по поводу Гитлера был поистине безграничным, доходящим до «экстатического фанатизма» (Гильперт). «Эта странная дружба» (Берш) приведет к тому, что Гесс будет сообщать в письмах, что Гитлер – его «дражайший друг, выдающееся человеческое существо!» «Я как никогда предан ему! Я люблю его!»281 Эти взаимоотношения стали особенно тесными в ландсбергской тюрьме – Гесс принял активное участие в мюнхенском путче. Именно он окружил своими штурмовиками членов правительства и объявил, что они арестованы. После провала путча он некоторое время находился в бегах, затем нашел убежище в доме Хаусхофера, которому удалось убедить его сдаться полиции. В мае 1924 года Гесс так и поступил и, к своему удовольствию, также оказался в Ландсберге. «Как мне повезло, что я оказался здесь! – писал он своей матери. – Каждый день я могу быть вместе с этим сияющим существом – Гитлером»282.
Ситуацию в ландсбергской тюрьме мы описали выше. К нашей же истории непосредственное отношение имеет то, что Гитлер и Гесс оказались не только на одном этаже, но и в одной «квартире». Этот период жизни Гитлера очень важен, так как у него вновь появилось, по словам Гесса, «время сконцентрироваться, отдохнуть и обрести фундаментальные знания»283. Принимая во внимание личности и интересы обоих, представляется очевидным, что они создали вокруг себя оккультную атмосферу. Теперь в каждом письме Гесс называет Гитлера «трибун» (отсылка к переживанию Гитлера после «Риенци»).
Хаусхофер, навещая Гесса, по необходимости встречался и с Гитлером. Установлено, что профессор геополитики навестил тюрьму восемь раз и провел у обоих заключенных в общей сложности двадцать два часа. Безусловно, этого времени было достаточно, чтобы Хаусхофер смог развить свои теории перед Гитлером. Некоторые результаты этих частных уроков можно обнаружить в «Майн Кампф». Когда позже Хаусхофер попадет в переплет из-за перелета Гесса в Шотландию, он напомнит нацистским властям, что знал Гитлера с 1919 года – что, может быть, и справедливо, но еще не значит, что он общался с ним с того времени, – и что он навещал Ландсберг «каждую среду».
Рудольф Гесс был одним из трех людей, с которыми у Гитлера установились близкие взаимоотношения. Двое других – это Дитрих Эккарт и Альберт Шпеер. Естественно, с каждым из них отношения складывались по-разному. Эрнст Ганфштенгль описал, как вел себя Гитлер вечером сразу после выхода из тюрьмы. «Тогда мне особенно бросилась в глаза эмоциональная составляющая дружбы, выросшей между ним и Гессом. “Ach, mein Rudi, mein Hesserl” [О мой Руди, мой Гессик], – стонал он, расхаживая взад и вперед. “Как ужасно, что он еще там!” [Гесс вышел на свободу позднее] … Вероятнее всего, физической гомосексуальной связи между ними не было, однако пассивное влечение было налицо»284.
У Конрада Хайдена, довольно здравомыслящего журналиста, есть следующий интригующий параграф: «Неожиданно посреди разговора лицо Гитлера меняется, словно отражая внутреннее видение. В такие моменты его отвратительные черты словно исчезают, а что-то запредельное усиливается до такой степени, что становится просто страшно. Его глаза устремлены вдаль, он словно читает или видит что-то, невидимое ни для кого другого. И говорят, что, если проследить за направлением его взгляда, в дальнем углу порой можно увидеть Рудольфа Гесса. С глазами, прикованными к фюреру, Гесс словно говорит с ним, не разжимая губ… Несомненно, в ранние годы Гитлер использовал своего младшего друга в качестве необходимого дополнения к собственной личности…»285
Это загадочное утверждение в некотором смысле подтверждает капитан Майр, который в своей статье «Я был начальником Гитлера» пишет: «Гесс был первым и самым успешным наставником Гитлера… Он по-дилетантски увлекался месмеризмом и гипнотическими методами лечения и самого большого успеха добился, без сомнения, с Гитлером. Перед каждой важной речью Гитлер порой целыми днями оставался наедине с Гессом, который каким-то неведомым способом приводил Гитлера в то неистовое состояние, в котором тот появлялся на публике»286. Во время гитлеровских речей Гесс мог повторять, «не разжимая губ», в унисон с Гитлером некоторые пассажи, которые он запоминал во время репетиций. Заметка Майра была написана после его бегства из Германии (а напечатана после того, как его интернировали и бросили в концентрационный лагерь). Возможно, он позаботился о том, чтобы упомянуть в своей статье лишь о влиятельных фигурах нацистского мира, уместно позабыв и об Эккарте, и о своей собственной роли. Нетрудно догадаться, что этот «неведомый способ», которым Гесс приводил Гитлера «в неистовое состояние», являлся тем же самым способом, которым пользовался медиум Гитлер, открываясь овладевшей им силе.
Еще немного о друзьяхСреди верных рыцарей Гитлера можно различить две группы людей. В первую входят люди, подобные Гессу, Розенбергу, Штрайхеру, Динтеру, Герингу, Рему, Франку, Эссеру, Гюнтеру и Фрику; во вторую – подобные Гиммлеру, Геббельсу, фон Шираху и Шпееру. В первой были люди, поддержавшие его в самом начале, они явно имели особую связь с Гитлером и выживали даже тогда, когда их отношения с фюрером заходили в тупик. В случае с Ремом, который был главной мишенью «ночи длинных ножей» и единственным исключением в первой группе, Гитлеру потребовался целый день, чтобы решить, наконец, что тот должен умереть, причем Рему была дана возможность застрелиться и уйти из жизни с почетом. А Гесс, который своим полетом в Шотландию нанес Гитлеру «второй по серьезности личный удар»287 (первым была смерть Гели Раубаль), был уверен, что, если они встретятся вновь, Гитлер поймет и простит его. С людьми из второй группы, какой бы близости к фюреру они ни достигали, он никогда не был связан лично. Он просто «овладевал» ими. В каждом из этих случаев процесс формирования зависимости детально известен. Все эти факты вновь указывают на то, что за внешними узорами, известными под именем «история», лежит оккультная тайна.
Альфред Розенберг и его жена бежали от Русской революции; в конце 1918 года они оказались в Мюнхене и стали частью мюнхенской русской общины. В те бурные времена на русских интеллектуалов глубокое влияние оказала теософия (ведь мадам Блаватская была русской), а многие были хорошо знакомы и со спиритизмом (вспомните Распутина). Императорский двор задавал тон, практикуя спиритизм и другие формы оккультизма. На русском языке существовала обширная спиритическая литература. Многочисленные русские общины принесли эти интересы во многие города Западной Европы, в том числе и в Германию.
