Александр ХАРЬКОВСКИЙ - ЧЕЛОВЕК, УВИДЕВШИЙ МИР
(10) Одно из имен Будды.
Камитика Итико
Как-то Ерошенко сообщили, что его разыскивает красивая молодая американка Агнес Александер, дочь президента университета на Оаху (Гавайи). Ерошенко тотчас отправился в особняк госпожи Александер. Из разговора с ней он узнал, что она встречалась в Швейцарии с Анной Шараповой и та рассказала ей о слепом юноше.
Начиная с весны 1915 года Василий Ерошенко стал постоянно бывать в доме Агнес Александер, где он встречал многих европейцев; нередко приходили сюда и японцы. Однажды Ерошенко познакомился здесь с очаровательной двадцатисемилетней журналисткой Камитика Итико. Уже после первого крепкого, почти мужского рукопожатия новой знакомой Василий понял, что перед ним не совсем обычная японка – смирная, застенчивая, стыдливая, – а женщина совершенно иного типа. Она его заинтересовала.
– Вам нравится салон госпожи Александер? – спросил Ерошенко.
– Здесь бывают интересные люди, а для человека моей профессии это важно.
– Я слышал, что у вас "мужское перо".
– Что же поделаешь, если сейчас многие мужчины пишут, как слабонервные женщины. Вот нам и приходится вести себя по-мужски.
– О, у вас не только острое перо, но и язык тоже!
– А вам это не нравится?
Прощаясь с новым знакомым, Камитика снова крепко пожала ему руку.
"Ерошенко, – отмечает японская писательница Хирабаяси Тайко, – полюбил Камитика. Но чувство это не было похоже на обычную страсть, скорее это был тайный жар души. Что же касается Камитика, – продолжает Хирабаяси, – то она, будучи в дружеских отношениях со слепым юношей, испытывала к нему скорее сострадание; но не питала чувства, которое можно было бы назвать любовью. Она смеялась над слухами об их интимных отношениях. Вероятно, даже близкий ей и Ерошенко Акита Удзяку не понимал этого спокойного, слишком спокойного чувства. Он строил догадки об их отношениях и ничего не мог понять".
Ерошенко и любимая им женщина часто появлялись на людях вместе. И когда Камитика, переводя Ерошенко через улицу, брала его под руку, лицо ее русского друга освещалось улыбкой. Приятели шутили, что их Эро-сан наконец совершенно счастлив, и в самом деле, былой его грусти как не бывало.
В мае 1915 года Акита записал в своем дневнике:
"Камитика всем говорит, что Ерошенко ей нравится, а на днях она, поддразнивая госпожу Александер, уехала с ним вдвоем в трамвае". Хирабаяси, комментируя эту запись, замечает, что Акита просто ревновал Камитика к Ерошенко.
И действительно, ситуация оказалась довольно сложной: Ерошенко нравился госпоже Александер, Акита же любил Камитика. В свою очередь, Камитика тоже была влюблена – в известного японского писателя и революционера Осуги Сакаэ.
И Акита, и Ерошенко, конечно же, хорошо знали Осуги, который был основателем Японской эсперанто-ассоциации, – они не раз встречались с ним в кафе "Мацуисита". Но, как замечает Хирабаяси, весной 1915 года Акита еще "не знал, что в это время разгоралась любовь Камитика и Осуги Сакаэ".
Друзья не знали, что Осуги ушел от жены, и Камитика, желая помочь ему материально, заложила все свое имущество, вплоть до личных вещей. Любовь эта закончилась трагически, но произошло это в то время, когда Ерошенко в Японии уже не было.
А пока Ерошенко страдал. Если бы на месте Осуги был другой человек, у влюбленного, быть может, появилась бы надежда. Но Осуги, писателя и революционера, Ерошенко глубоко уважал. К тому же Осуги и Камитика связывало общее дело.
Выходец из богатой семьи, Осуги отверг открывавшуюся перед ним блестящую карьеру и выступил против существующего строя. За свою короткую жизнь он сидел в тюрьме много раз. Там он написал сотни статей, книгу о М. Бакунине, перевел "Записки революционера" П. Кропоткина и "Происхождение видов" Ч. Дарвина.
Советский литературовед Г. Д. Иванова отмечает, что Осуги мечтал создать общество, свободное от гнета центральной власти, и рассчитывал утвердить на земле государство свободного труда, а после "рисовых бунтов" 1918 года считал, что революция в Японии – дело ближайших двух-трех лет. "Его идеи, – пишет Г. Иванова, – были противоречивы, но недостатки его теорий искупались увлеченностью, страстным отрицанием социального зла, готовностью против него бороться".
"Терпеливое рабство – это как раз и есть верх аморальности. Для меня привлекательней непокорные герои Горького… Видеть несправедливость и не бороться против нее – значит не быть художником и вообще человеком". Эти высказывания Осуги хорошо отражают его взгляды.
Таким был Осуги Сакаэ – человек удивительной судьбы. И Ерошенко со всей искренностью преклонялся перед ним. В 1922 году он помог Осуги пробраться через Китай в Европу, на съезд анархистов. А в любви они, увы, оказались соперниками.
Бессонные ночи поэта, что знаем мы о них? От той поры сохранились лишь русские по духу стихи "Весна идет и возвращается любимая" (написанные на эсперанто) о девушке-березке, что стоит "во чистом поле". Камитика не читала их – она не знала ни русского языка, ни эсперанто.
Но любовь совершила чудо, и русский человек начал создавать произведения на языке своей любимой. В январе 1916 года журнал "Васэда бунгаку" опубликовал "Рассказ бумажного фонарика" – первую новеллу, написанную Ерошенко по-японски.
… Был праздник. Множество людей, взяв в руки разноцветные фонарики, веселились в ночи, танцевали и смеялись, били в барабаны и играли на сямисэнах. И только один человек грустил – высокий юноша, пришедший в ресторан на озере с группой иностранцев. А может, он просто любовался сакурой? "Почему он грустит?" – подумала гейша и, проходя мимо него, сказала:
"Сегодня в парке, наверное, было более интересное занятие, чем любование цветами". Но юноша не посмотрел на нее.
Она заиграла на сямисэне, но он продолжал сидеть, наклонив голову. Так он приходил сюда и сидел каждый вечер. Но гейше показалось, что он тайно следит за ней: ведь когда гости приглашали ее, юноша бледнел. И тогда девушка, пройдя мимо него, обронила фиалку, что на языке цветов означает признание в любви. Но странный юноша, видимо, не понял этот красноречивый знак. Почему? Однажды он сказал так, чтобы услышала гейша:
"Хотя я и возвращаюсь на родину, но счастье мое останется здесь". Девушка ждала, что он хотя бы посмотрит на лее. Однако юноша словно избегал встречаться с ней взглядом.
Но гейша полюбила его. Она рассказала о своей любви бумажному фонарику и передала его странному юноше. Однако фонарик сказал: "Мой свет был зажжен огнем ее любви. Он для нее важнее, чем даже свет луны. И она просила передать, что любит только меня". "Понимаю, – ответил иностранец. – Она любит лишь свет, лишь то, что его излучает. И свет бумажного фонарика для нее важнее и дороже, чем сияние далекой луны". Он возвратил фонарик гейше и, поблагодарив ее, сказал, что не нуждается ни в каком чувстве. А когда юноша уехал, девушка узнала, что он слепой. "О боги! Значит, он был слепой? Слепой!.." – восклицает она в отчаяньи. Теперь ей стало ясно, почему он не смотрел на нее. Только предательство фонарика осталось для нее тайной.
