Борис Григорьев - Бестужев-Рюмин. Великий канцлер России
Ситуацию наверху довольно чётко уловил австрийский посланник Петцольд: «…Ничего определительного невозможно предугадать, но во всяком случае верно, что развязка недалека. Прежде всего нет сомнения, что настоящими недоумениями воспользуется господин Бестужев и утвердится ещё больше в милости герцога…»
В это время на свет появился наследник престола царевич Иван Антонович (Иван VI[31]) (1740–1764), сын брауншвейгского принца Антона-Ульриха (1714–1774) и дочери мекленбургской герцогини Екатерины Ивановны — Элизабет-Катрин-Кристины, позже крещённой в России и известной более под именем Анны Леопольдовны (1718–1746). Младенец только что народился, а вокруг него уже разгорелись страсти. Речь шла о том, кто после смерти императрицы станет править при малолетнем ребёнке: родители или Бирон.
Единой дружной «команды» вокруг умиравшей Анны Иоанновны не было: Бирон, как мы уже упоминали, враждовал с А.И. Остерманом, фельдмаршал Б.Х. Миних (1683–1767), вошедший в силу после войны с турками (1737–1739), находился в неприязненных отношениях с ними обоими и с принцем Антоном-Ульрихом тоже. Дипломаты А.П. Бестужев-Рюмин вместе с князем А.Б. Куракиным (1697–1749) и графом М.Г. Головкиным (1699–1755) ничего так не опасались, как усиления Остермана, давнего оппонента своей семьи. Однако никто из них не был достаточно силён, чтобы взять управление государством в свои руки, хотя все были едины в том мнении, что регентство родителей наследника было чревато опасными последствиями для России: оба родителя не обладали твёрдыми качествами правителей, и в дела государства мог вмешаться неуравновешенный отец Анны Леопольдовны, герцог Мекленбургский, изгнанный из своего герцогства за жестокое обращение со своими подданными императором Священной Римской империи. Всё это было чревато для России втягиванием её в совершенно излишние внутриевропейские свары и конфликты.
Но если не анемичная и безразличная к управлению страной Анна Леопольдовна и её тщеславный, но бездарный супруг принц Антон-Ульрих, то кто тогда? Коллективное регентство тоже было отвергнуто — ещё жив был перед глазами неудачный опыт кратковременного нахождения у власти Верховного тайного совета. Волей-неволей все должны были согласиться, что наименьшим злом станет регентство Э. Бирона. Русским часто приходилось (и до сих пор приходится) выбирать не между хорошим и плохим, а между плохим и наихудшим вариантом.
Официальное объявление о назначении Бестужева кабинет-министром было сделано 18 августа 1740 года, в день крестин царевича Ивана Антоновича. 9 сентября императрица возложила на него пожалованный польским королём Августом II орден Белого Орла. Было совершенно очевидно, что услуга младшего Бестужева-Рюмина по делу смоленского губернатора и внимание к нему фаворита перевесили нелояльное отношение к императрице его отца и сестры, и императрица на пороге своей смерти, наконец, по достоинству оценила Бестужева. Нового кабинет-министра фельдмаршал Миних сразу назвал душой, правда, не слишком честной, а Черкасского — телом кабинета.
Некоторые источники указывают, что пост кабинет-министра Бестужев якобы получил из рук Бирона уже после того, как он — Бестужев — помог стать тому регентом. На самом деле, как пишет Л. Левин и подтверждает целый ряд других источников, Бестужев «поспособствовал» временщику, уже будучи кабинет-министром: «два кабинет-министра (князь Черкасский[32] и Бестужев-Рюмин) вместе с Минихом обратились к императрице с просьбой назначить Бирона регентом» малолетнего Ивана Антоновича.
Черкасский Алексей Михайлович (1680–1742), князь, 1715–1719 гг. — обер-комиссар Петербурга, 1719–1724 гг. — губернатор Сибири, сенатор (1726), 1731–1741 гг. — кабинет-министр, 1740 г. — канцлер. Современниками, в частности иностранными послами, характеризовался вполне положительно: умён, честен, бескорыстен, благороден, но слегка ленив и нерешителен.
Многие историки почти единогласно обвиняют Бестужева в том, что он и только он способствовал избранию Бирона на пост регента при малолетнем царевиче Иоанне Антоновиче. На самом деле, как явствует, например, из исследований Е. Анисимова и других историков, новый кабинет-министр сделал в этом направлении не больше и не меньше других. Все вельможи и сановники, включая всесильного Миниха и пребывавшего «себе на уме» Остермана, кто искренно, а кто лицемерно, голосовали за этот выбор. Никто из правящей верхушки не имел смелости противостоять мощному напору курляндца, пользовавшегося к тому же безоглядной поддержкой государыни. Так что поддержка Бирона Бестужевым-Рюминым, как уверенно полагали современники и их потомки, на наш взгляд, не была решительной, ибо без поддержки «тяжеловеса» Миниха регентство временщика никогда бы не состоялось.
Но Бестужев-Рюмин несомненно сыграл в возвышении Бирона одну из активных ролей. Так он на самой ранней стадии дела приложил руку и к оговору Анны Леопольдовны перед своими коллегами-сановниками, выступив против назначения её регентшей при своём сыне. «В ней подозревают характер мстительный и в значительной мере напоминающий капризы её отца», — сказал он. Вряд ли это и другие заявления нового кабинет-министра были искренними — он явно «отрабатывал» свой фавор у Бирона. Анна Леопольдовна была существом добрым, милосердным и отнюдь не мстительным, в чём мы убедимся, когда увидим самого Бестужева в тюрьме. Не подтвердились и прогнозы Бестужева относительно неспособности Анны Леопольдовны управлять государством и опасения, что Россия при ней подпадёт под влияние венского двора. С помощью вице-канцлера и великого адмирала А.И. Остермана правительница, не хватая звёзд с неба, справлялась со своими обязанностями вполне сносно.
Н.И. Павленко следующим образом описывает события, связанные с назначением (выбором) Бирона регентом.
Анна Иоанновна лежала в Летнем дворце в обмороке, когда Бирон вызвал туда графа обер-шталмейстера Р.-Г. Левенвольде (1693–1758)[33].
— Что делать? — был первый вопрос Бирона к Левенвольде.
— Надобно послать за министрами, — ответил граф. Он, как и Бирон, был немцем, а для обсуждения такого важного дела нужно было для проформы пригласить русских.
Послали за кабинет-министрами Черкасским и Бестужевым-Рюминым, а вслед за ними появились ещё два немца — фельдмаршал Миних и его родственник, президент Коммерц-коллегии барон К.-Л. фон Менгден (1706–1760)[34]. Бирон обратился к собравшимся с речью и спросил, как им поступать.
— Что последует со мною по кончине её? — Временщик показал рукой на покои, в которых лежала умирающая императрица.
