С. Глуховский - Когда вырастали крылья
В Москве, на Центральном аэродроме, базировалась в 1924 году «Тренировочно-показательная эскадрилья». Командовать ею доверили Астахову. Приехал Астахов на аэродром, а там - ни души, хоть числилось в эскадрилье несколько сот человек. К ангарам не подойти - кучи грязи и мусора. [58]
Разыскал Астахов дежурного, спрашивает:
- Где народ?
Тот усмехнулся:
- Народ здесь бывает два раза в месяц. Двадцатого числа гроши получает, а первого - пайки.
Вот так «показательная эскадрилья»!
Была война, и Астахов разного насмотрелся. Тогда летчикам многое прощалось. Бензина, масла не хватало, и нередко вместо бензина заливали в моторы спирт, вместо масла - касторку. И такое бывало, что шла та касторка и на смазку мотора и на поджарку гнилой картошки или горсти зерна. Но почему сейчас, да еще под боком у самого Начвоздухфлота Розенгольца, развели «анархию - мать беспорядка»?
Розенгольц выслушал Астахова и небрежно отмахнулся:
- Есть сейчас помощник по политической части. Недавно прислали. Пусть и разбирается.
Пошел Астахов к «помполиту Начвоздухфлота». Это и был Баранов.
- Как вы сами намерены действовать? - спросил Баранов, внимательно выслушав Астахова. - Ваше мнение? Ваше решение?
- А чего тут решать? Гнилой нарыв. Без хирургии не обойтись. Присмотрюсь к людям, а там для пользы дела негодных предложу уволить в запас. Невзирая на прошлые заслуги. И всем ясно станет, где и зачем они служат.
Задумался Баранов. «Уж не очень ли крут новый комэск». Однако заверил Астахова, что тот может рассчитывать на полную поддержку, если наведет в эскадрилье должный порядок.
Через день была получка. Летчики собрались у кассы, а ее не открывают. Вместо кассира пришел дежурный по аэродрому и велел всем построиться.
- Это зачем?
- Новый комэск приказал всем взяться за грабли, метелки и расчистить дорожки к ангарам.
Зашумел народ. Одни хохочут, другие злятся и в крепких выражениях «крестят» нового командира, не подозревая, конечно, что он стоит рядом. Почему-то все решили, что новый комэск - «комиссар из пехтуры» и его надо просветить. [59]
- Ступай к этому чудаку, - говорит один летчик дежурному, - и растолкуй ему, кто мы такие и что такое есть на свете летчик.
Астахов выступил вперед и тоже обращается к дежурному:
- Растолкуй ему так. Сначала бог. Потом две тысячи метров, а потом летчик. И нет никого выше. - Круто повернулся к примолкнувшей толпе: - Я - новый командир эскадрильи. Болтовню прекратить! Отправляйтесь на построение. Языки почесали - теперь поработаем лопатой, граблями.
Жалобщики побежали к Баранову и… получили взыскание за неподчинение приказу нового комэска. Собрав коммунистов эскадрильи, Баранов сказал им, что новый комэск хотя и беспартийный, лучше иных понимает: дисциплина в авиации - дело политическое.
Через полтора года, когда Астахов уже командовал школой воздушного боя в Серпухове, опять поступила на него жалоба. Писали Баранову, что начальник Серпуховской школы чрезмерно строг, некоторым выпускникам задерживает представление к званию «военный летчик». При очередной проверке школы Баранов спросил Астахова, не слишком ли сурово обошелся он с теми, кто вынужден на него жаловаться.
- Нет! - решительно заявил Астахов. - Вы присылаете сюда людей, умеющих летать. А мы должны их научить бомбить, стрелять и драться в воздухе. Для того и существует наша школа. Если хотите знать, то при всем своем уважении к военной дисциплине я терплю некоторых озорников - в воздухе они показали себя настоящими бойцами. Чкалов, например, за шесть месяцев учебы не раз побывал на гауптвахте, но это же настоящий военный летчик! А бывают и такие: умеют взлетать да утюжить воздух… Зачем они армии?
И вторую жалобу Петр Ионович оставил без последствий.
При третьей встрече произошел между ними крупный и малоприятный для обоих разговор. Начался он в Оренбурге, закончился в Москве.
Прежде чем командовать Оренбургским авиационным училищем, куда перебазировались Серпуховская и Ленинградская школы, Астахову пришлось заняться строительством. [60] Баранов приехал в Оренбург к торжествам по случаю открытия училища.
Праздник прошел хорошо, успехи курсантов радовали Петра Ионовича, а похвалить начальника училища он не мог, ибо уже знал, что жалоба на этот раз имеет веские основания. Астахов перерасходовал большую сумму денег на строительство. Заводам-подрядчикам он выдал авансы при заключении договоров, но, чтобы рассчитаться с ними после выполненных работ, денег не хватило. На Астахова подали в суд.
- Видимо, товарищ Астахов, с финансовой дисциплиной вы не в ладах, - сурово сказал Петр Ионович. - Подрядчики подали в суд, и придется вам держать ответ перед военным трибуналом.
Астахов мог возразить, что незаконно или в корыстных целях лишней копейки не потратил. Но не за это упрекал его начальник Военно-воздушных сил. Суда, видимо, не избежать…
Промолчал Астахов.
А суд так и не состоялся. На заседании трибунала была доказана правомерность перерасходов и просьб Астахова о дополнительных ссудах, которых он так и не получил. Когда Астахов явился к Баранову, тот уже знал о решении трибунала.
- Нуте-с, все хорошо, что хорошо кончается, - сказал Петр Ионович. - Но ведь вы знали, что у вас не будет денег рассчитаться с подрядчиками, что это грозит вам серьезными неприятностями. А продолжали строить. Нуте-с? - повторил он, ожидая ответа.
- Знал, - ответил Астахов. - Сознательно шел на риск. Вы мне приказали к десятилетию Октября открыть училище. Приказ выполнен. Что по сравнению с этим значит один Астахов, если бы даже его осудили?
Теперь уже Петр Ионович промолчал. Не мог он примириться с тем, что судьба одного человека так мало значит в сравнении с делом, которому этот человек служит…
- Почему я вспомнил эти с виду незначительные эпизоды? - спросил маршал Астахов. - Ведь были и куда более радостные события! Да только для того, чтобы биограф Петра Ионовича и читатели книги о Баранове знали, как мы строили свою авиацию и как нелегко нам было начинать. [61]
2
Сорок лет назад, в Ленинграде, на Петроградской стороне, в здании бывшего кадетского корпуса, открыли военно-техническую авиационную школу. Для производственных мастерских отвели манеж, куда с Комендантского аэродрома привезли отслужившие свой срок «ньюпоры», моторы «Гном», «Либерти». Курсанты сами оборудовали классы, казармы, столовую и клуб.
Начальником школы назначили Федора Ивановича Жарова, заместителем - Евгения Карловича Стомана. Баранов знал Жарова и Стомана по боевым делам на Восточном и Туркестанском фронтах. Жаров был комиссаром авиационных отрядов. Летчик Стоман командовал одним из этих отрядов - двадцать пятым. Служебная командировка нового начальника Военно-воздушных сил Баранова свела его на плацу ленинградской военно-технической авиационной школы с фронтовыми соратниками.
