Николай Лебедев - Октябрьский детектив. К 100-летию революции
Второй взрыв произошел в июне, когда началось наступление на фронте. 16 июня войска Юго-Западного фронта под командованием генерала А. Е. Гутора перешли в наступление. Был достигнут некоторый тактический успех, но 20 июня наступление захлебнулось. 23 июня на северном фланге фронта перешла в наступление 8-я армия под командованием генерала Л. Г. Корнилова. Усилиями генерала Черемисова был взят Галич. Но к 1 июня наступательный порыв фронта иссяк. Войска просто отказывались идти в бой. Всем думающим лицам в России стало очевидно: приближается катастрофа. Правительство, потерявшее окончательно народную поддержку, обвиняло в этом провале большевиков и анархистов-коммунистов.
Первый всероссийский съезд советов заседал в Петрограде, в Таврическом дворце, в течение почти всего июня. Естественно, он сделался центром всех политических событий столицы. Съезд представлял 358 советов, армию, флот и тыловые учреждения, несколько крестьянских организаций и отдельных социалистических групп. Преобладающее большинство на съезде принадлежало двум главным социалистическим партиям России: 285 социалистов-революционеров и 248 социал-демократов меньшевиков. Большевиков было всего 105. Около сотни членов представляли отдельные социалистические кружки — более умеренных воззрений и один член был «анархистом— коммунистом». Многие члены съезда приехали из провинции, и общее настроение съезда вначале было довольно умеренное. Уже 6 июня обе главные партии большинством 543 против 126 при 52 воздержавшихся одобрили решение исполнительного комитета принять участие во власти в коалиции с буржуазией в качестве министров. А 8 июня резолюция съезда признала ответственными перед советами одних «министров-социалистов» на том основании, что «переход всей власти к Советам в переживаемый период русской революции значительно ослабил бы ее силу, преждевременно оттолкнув от нее элементы, еще способные ей служить».
На улице же главной действующей силой тогдашних событий выступила петроградская федерация анархистов-коммунистов, располагавшаяся во флигеле бывшей дачи царского министра Дурново, и где основное здание занимал штаб ФЗК Выборгской стороны. Опасаясь за свое существование, Правительство решило конфисковать это здание у рабочих. При штурме его анархисты оказали серьезное сопротивление. В ходе столкновения был арестован Железняков. Но это не помогло. К концу июня политическая ситуация накалилась до предела. Неудача на фронтах привела к правительственному кризису. Министры-кадеты вышли из правительства. Мой отец, Лебедев В. Г., очевидец и участник тех событий, вспоминал:
В этих условиях Петроградская федерация анархистов— коммунистов, уже понесшая существенные потери, приняла решение вывести людей на улицы под лозунгами ««Долой Временное правительство! Безвластие и самоустройство!». Главной их опорой считался 1-й пулеметный полк. Для усиления своих позиций 3 июля в Кронштадт направилась делегация. Там анархисты выступали со словами:
«Братцы! В Питере уже льется народная кровь».
Весть облетела крепость. Раздались возгласы:
«Бей буржуев! Освободим нашего Железняка!».
Свыше 10 тысяч человек решились ехать в Петроград.
4 июля, в середине дня, матросы Кронштадта присоединились к демонстрантам. Мы уже знали, что перед этим, 3 июля, правительственные войска открывали стрельбу на Невском проспекте, на Литейном, у Таврического дворца. Количество убитых исчислялось десятками, а раненых — сотнями. Теперь на улицах оказалось не менее 500 тысяч человек. Как только моряки вышли на Садовую улицу, там затрещали пулеметы.
«Вот тебе, братишка, и свобода», — прохрипел, обливаясь кровью, шедший рядом со мной моряк. Вдвоем мы добежали до ближайшей подворотни. Там на нас набросились три расфуфыренные дамы и стали бить зонтиками, крича:
«Так вам, хамам, и надо!».
Моряк упал. Я вытащил припрятанный за поясом револьвер и выстрелил вверх. Дамы тут же исчезли. На выстрел прибежали несколько матросов, подхватили на руки раненого и поспешили к причалам. У причалов уже скопилось много народа в черных бушлатах. Мы молча поднимались на борт катеров. Сквозь зубы звучали фразы:
«Теперь мы в Петроград вернемся на броненосцах и поговорим с этой сволочью с помощью двенадцатидюймовок»[43].
В этот напряженнейший момент Сталин и близкие к нему большевики проявили максимальную выдержку. Хотя Советы еще были под контролем меньшевиков и эсеров, Сталину с огромным трудом удалось происходящие выступления в основном превратить в мирную демонстрацию под лозунгом «Вся власть Советам!».
Все резко изменилось 5 июля, когда ЦИК дал министрам— социалистам полномочия «для борьбы с анархией». 6 июля был проведен обыск в штабе большевиков в особняке Кшесинской, устроен погром в типографии «Труд», где печатались большевистские и профсоюзные материалы, арестованы многие большевистские руководители. Тут подоспела и новая провокация. Петроградским газетам неизвестно откуда была передана информацию о том, что Ленин вроде бы получает деньги от немцев. Тут же припомнили и запломбированный вагон. Дело могло закончиться не столько судом, сколько погромом и кровавой бойней, к чему «временные» и клонили. Однако вновь в дело вмешался все тот же Сталин, выйдя на меньшевика Церетели. Сталин ему что-то доходчиво объяснил, и пришлось Церетели обзванивать все редакции для изъятия из тиража представленного материала. Но тем не менее 7 июля был отдан приказ об аресте Ленина. В своей истории Октябрьской Революции Троцкий дал задним числом следующую оценку июльским событиям:
«Если бы большевистская партия, заупрямившись на доктринерской оценке июльского движения как “несвоевременного”, повернула массам спину, полувосстание неизбежно подпало бы под раздробленное и несогласованное руководство анархистов, авантюристов, случайных выразителей возмущения масс и изошли бы кровью в бесплодных конвульсиях. Но и, наоборот, если бы партия, став во главе пулеметчиков и путиловцев, отказалась от своей оценки обстановки в целом и соскользнула на путь решающих боев, восстание приняло бы несомненно смелый размах, рабочие и солдаты под руководством большевиков завладели бы властью, однако только затем, чтобы подготовить крушение революции. Вопрос власти в национальном масштабе не был бы, в отличие от Февраля, решен победой в Петрограде. Провинция не поспела бы за столицей. Фронт не понял бы и не принял бы переворота. Железные дороги и телеграф служили бы соглашателям против большевиков. Керенский и ставка создали бы власть для фронта и провинции. Петроград был бы блокирован. В его стенах началось бы разложение. Правительство имело бы возможность бросить на Петроград значительные массы солдат. Восстание разрешилось бы при этих условиях трагедией Петроградской коммуны»[44].