Николай Иванов - Воспоминания театрального антрепренера
— Я скоро буду в Петербурге, — сказал мне однажды Крыжановский, — и, вероятно, выхлопочу разрешение и даже пособие на сооружение театра. Но чтобы не остаться на будущий сезон без труппы для нового театра, я должен заручиться теперь же согласием антрепренера, желающего его эксплуатировать. Вы как на этот счет думаете, Николай Иванович?
Я ответил, что с удовольствием оставлю за собою театр, если только не будут тягостны условия.
— За первый сезон вам ничего не придется платить, — объявил он, — а относительно последующих, это уж дело города.
— На таких условиях, я безусловно ваш антрепренер.
— Отлично, но вы должны дать мне обеспечение.
— В настоящее время для меня это трудно, ваше превосходительство, так как все капиталы при деле.
— Впрочем, у меня есть ваши деньги, — сказал губернатор.
— Какие? — удивился я.
— Да ведь я не платил вам за свою ложу, кажется, и Боборыкин тоже. Сделайте расчет сколько придется получить вам за сезон с нас обоих.
Я стал было отказываться от этих счетов, но Крыжановский настоял на своем. Вышло что-то около тысячи рублей.
— Вот это и останется вашим залогом, — сказал он. — А когда в будущем году начнете спектакли — они будут вам возвращены в неприкосновенности.
В ожидании постройки театра я проживал в Оренбурге без всякого дела. Крыжановский уехал в Петербург и долгое время там пробыл. Относительно театра он ничего не сообщал, рассчитывая на ограниченность времени, в промежуток которого вряд ли можно было справиться с такою постройкою, как театр, я принял предложения от городов Самары и Симбирска и отправился туда летом для предварительных работ и для составления трупп. Оренбургский же театр я предполагал иметь только через год, т.е. на предбудущую зиму. Но случилось не так: вскоре после моего отъезда приехал в Оренбург Крыжановский и поспешно принялся за работы. Когда здание было готово вчерне (это было осенью), он хватился меня. Ему сообщили, что я антрепренерствую на Волге. Как раз в это время, он предполагал совершить какую-то деловую поездку, кажется, в Нижний-Новгород и хотел по пути заехать ко мне для личных объяснений по поводу театра.
Заезжает он в Симбирск и как раз в день спектакля.
Спрашивает в театре меня. Ему отвечают, что сам я с труппой живу в Симбирске, а здесь есть мой уполномоченный Б-ский, известный ему еще по Оренбургу.
В разговоре с Крыжановским, Б-ский стал отрицать всякую возможность с моей стороиы заняться постановкою спектаклей в Оренбурге в этом сезоне.
— Иванов в данную минуту в безвыходном положении, — сказал он, — потому что оба контракта его преисполнены тягчайшими параграфами, в силу которых ему нельзя отлучиться из этих мест ни на неделю.
— Поэтому, Оренбургцы обречены на нынешнюю зиму сидеть без театра! — произнес Крыжановский.
— Зачем же? — подхватил В-ский. — Если нельзя ехать туда Иванову, то можно ехать другим.
— Ну, где теперь этих других возьмешь?
— А вы, ваше превосходительство, поглядите сегодняшний спектакль, и если он вам понравится, то вся здешняя труппа к вашим услугам…
— Каким образом? Ведь вы служите у Иванова…
— Полуслужим, ваше превосходительство! Мы образуем из себя товарищество и берем этот театр от арендатора Иванова, у него же своя самостоятельная труппа в Самаре.
Б-ский преступно лгал, в чаянии поживиться от нового оренбургского театра. Крыжановский просмотрел спектакль и остался им доволен.
— И так, ваше превосходительство, мы согласны, — сказал Б-ский, — но только при условии, если обеспечение Иванова, имеющееся у вас, поступит в нашу пользу. Обещание им нарушено, следовательно его залог пропадает…
Не желая оставлять свой город без труппы, Крыжановский согласился на это, и Б-ский, подговорив всех товарищей и посуля им большие выгоды, отправился в Оренбург.
Найдя Симбирский театр полуразоренным и признавая себя ограбленным, я хотел было пуститься в погоню за беглой труппой, но по зрелом размышлении решил, что вряд ли придется мне убедить их вернуться к своему долгу, что эти легкомысленные господа по своему обыкновению не променяют призрачного счастья ни на какие блага и будут непоколебимы в своем намерении…
Нужно было озаботиться приобретением новой труппы для Симбирска. Кто-то посоветовал мне проехать в город Вольск, где будто бы застряли актеры, дававшие свои представления в сараеподобном балаганчике. Являюсь туда и действительно нахожу почти полную труппу. Все они с большой охотой согласились служить у меня и тотчас же, вместе со мной, отправились на место служения.
Труппа эта замечательна была тем, что женский ее персонал состоял из сестер Зориной и Запольской, тогда только что начинавших свое поприще. С ними была еще третья сестра, девочка лет двенадцати, иногда тоже выступавшая в неответственных ролях. Эти молодые артистки быстро завоевали любовь публики и с подмостков Симбирского театра, имена их стали получать известность, в особенности выдвинулась Вера Васильевна Зорина, в короткое время сделавшаяся опереточной знаменитостью и пользовавшаяся громадным успехом на частных сценах обеих столиц. Это первая Стеша из «Цыганских песен», неподражаемая в ролях подобного типа. У меня она вместе с сестрами получала, кажется, семидесяти пяти рублевый оклад жалованья, впоследствии же, в апогее своей славы, она имела тысячные ангажементы. Впрочем, это ни сколько не удивительно, — все знаменитости всегда начинали с маленького и доходили до большого путем строгой постепенности. Так-то вернее и крепче. Выплывавшие же сразу редко удерживались на известной высоте…
Хотя и эта труппа, не говоря уже о Зориной и Запольской, была тоже не дурна, но таких сборов делать, как делала сбежавшая, не могла. По этому Самару я принужден был поручить своему сыну, а сам остался в Симбирске для поправления дел.
В это время в Симбирске проживал театрал и меценат Дмитрий Иванович Минаев[4]. Однажды, является ко мне от него молодой человек, назвавшийся Василием Николаевичем Андреевым. и просит пожаловать к «дяде Дмитрию Ивановичу для очень важных переговоров».
Вместе с Андреевым отправляюсь к Минаеву, который встретил меня словами:
— Хотите иметь большие сборы?
— Как же, помилуйте, не хотеть…
— Ну, так присаживайтесь и поведемте умные разговоры.
Усадив меня в мягкое кресло, радушный хозяин заговорил:
— Вам нужно поставить «Орфея в аду»… На оперетке вы наживете не сотни, а тысячи…
— Так-то оно так, но постановка «Орфея» сопряжена с громадными издержками, которые при настоящем положении легко могут не окупиться.