Рагнар Квам-мл. - Тур Хейердал. Биография. Книга II. Человек и мир
Профессор Гейне-Гельдерн также не был в восторге от использованного Хейердалом метода — он выхватывал общие черты культур в Америке и Полинезии, не называя те же черты, имевшие место в Индонезии и Юго-Восточной Азии. Кроме того, чтобы приблизиться к полинезийской проблеме, было необходимо получить гораздо более обширные знания о культуре Азии, чем те, которыми, по-видимому, обладал Хейердал.
Гейне-Гельдерн не видел причин сомневаться в честности намерений Хейердала. То, что он все же заблуждался, профессор объяснял энтузиазмом молодого человека в отстаивании любимой идеи.
В одном он, тем не менее, оказал Хейердалу научную поддержку. Плавание на «Кон-Тики» доказало, что возможно пересечь Тихий океан с помощью доисторического плавсредства. Но дальше Гейне-Гельдерн не пошел, поскольку, вместо того чтобы признать этнографический смысл теории Хейердала, он использовал это доказательство в поддержку противоположной теории: в той степени, в какой был возможен контакт между Полинезией и Южной Америкой, его осуществляли полинезийцы на своих каноэ, а не индейцы на своих бальзовых плотах.
Одна мысль очень понравилась франко-швейцарскому этнографу Альфреду Метро. По его мнению, полинезийцы не уступали викингам в отваге и мореходных навыках. Утверждать, что они не могли пользоваться морской стихией, чтобы противостоять непогоде и ветрам, все равно что признать их неспособными к мореплаванию. Их оружием были не плоты, которые могли только дрейфовать, но каноэ с внешними балансирами, которые могли плыть под углом к ветру. Они не имели компаса и секстанта, но им и не нужно было ничего, кроме звезд на небе, формы волны и полета птиц, чтобы найти путь. Их путешествия из Азии на острова в Тихом океане продолжались несколько поколений, и каждое поколение получало от предыдущего знания о звездах и об уже известном им маршруте между островами.
Но что-то влекло их дальше, и они добавляли все новые острова к своим владениям, пока однажды им не встретился такой райский уголок, как Таити, и, наконец, остров Пасхи. И вряд ли они остановились там и не продолжили путь дальше, пока не достиг ли широких пляжей под Андами, где они разгадали загадку сладкого картофеля (батата). Поскольку даже для такого ученого, как Метро, твердо стоявшего на том, что колыбель полинезийцев находилась в Азии, сладкий картофель по-прежнему оставался загадкой.
Ботаники были едины во мнении, что батат произрастал изначально только в Южной Америке, и каким образом случилось так, что полинезийцы знали эту культуру задолго до того, как появились первые корабли европейцев? Клубни не могли сами по себе приплыть по воде, их не могло принести по воздуху — ветром или с птицами. Значит, их должны были однажды привезти люди, но кто?
В данном пункте наука по-прежнему ссылалась на догадки. Это могли быть гости-полинезийцы, которые взяли клубни с собой домой, или, как упрямо утверждал Хейердал, они могли приплыть с индейцами на плоту. Но выводить отсюда заключение, что полинезийцы тоже происходили оттуда же, откуда и батат, только потому, что во время плаваний им хотелось попутного ветра, по мнению Метро, означает полагаться на незнание или стремление дать своей фантазии крылья{147}.
Альфред Метро являлся экспертом по полинезийской культуре. Он был наиболее известен своими научными исследованиями на острове Пасхи и в то же время считался одним из авторитетов по загадочной истории этого изолированного общества. В пламенной статье во французском журнале «Ля Ревю де Пари» он также сравнил экспедицию на «Кон-Тики» с походом скаутов{148}. Он вообще согласился написать эту статью только потому, что боялся следующего: популярность книги о «Кон-Тики» заставит людей поверить, будто Тур Хейердал занимается наукой.
Помимо поучений норвежскому скауту о мореходных способностях полинезийцев Метро, как и Гейне-Гельдерна, интересовало, каким образом Хейердал использовал окончание каменного века в качестве объяснения невозможности происхождения полинезийцев из Азии. Поскольку, если бы было верно, как утверждал Хейердал, что они появились из горных районов озера Титикака, они должны были тогда жить в каменном веке, поскольку люди именно того периода сели на бальзовые плоты в начале второй половины I века н. э. Но это было не так, писал Метро и интересовался, каким образом Хейердал вообще мог не знать, что перуанские индейцы использовали металл с I века до н. э. и что именно в этих районах Нового Света металлургия получила наибольшее распространение.
Как и его коллеги, Метро не хотел затрагивать поэзию, без которой невозможно было представить себе приключения на «Кон-Тики». Но, поскольку науку Хейердала можно было считать мусором, то не удалось избежать нанесения ущерба и поэзии{149}.
Франко-швейцарский этнограф Альфред Метро (слева) довольствовался определением экспедиции на «Кон-Тики» как похода скаутов. На фото он с антропологом Марселем Гриолем
Скепсис, с которым встретили Хейердала после плавания на «Кон-Тики», не отличался по основным пунктам от того скепсиса, что сопровождал его до отправки в путешествие. Противодействие не стало для него неожиданностью{150}, но его очень раздосадовало то, что задающие тон в академической среде силы не хотели, несмотря ни на что, признавать то, что было действительно новым, — на бальзовом плоту можно было проплыть почти 8 тысяч километров по открытому морю. Однако заставить ученых отказаться от главного аргумента оказалось делом тяжелым и требующим времени, если вообще можно было это сделать. С тех пор как Хейердал потерпел крушение на рифе Раройа, он надеялся, что его путешествие признают существенным для дальнейших исследований. Но вместо этого ему пришлось столкнуться с тем, что ученые посвятили себя поиску новых способов опровержения его теории.
Хотя критика таких исследователей, как Бак, Скоттсберг, Роуи, Линтон, Гейне-Гельдерн и Метро, задела Хейердала, ему не оставалось ничего другого, как принять ее к сведению. По крайней мере, никто из них ни в малейшей степени не обвинил его в нечестности, как это сделал Карстен. У Скоттсберга он нашел также и примиряющие нотки. В большой статье в «Гётеборгс хандель ог шёфартстиденде», отвечая на критику Скоттсберга, он писал: «Я должен, тем не менее, признать, что, именно пробиваясь сквозь сопротивление, такое, какое оказывает Скоттсберг, теория покажет свою жизнеспособность. Пока теория показывает свою способность к сопротивлению штормам как на море, так и на суше, она укрепляется с помощью этих нападок, вместо того чтобы ослабнуть»{151}.
