Пётр Мельников - Залпы с берега
- На подготовку к эвакуации вы имеете двое суток, - заключил Румянцев. Это и мало, и много. При хорошей организации дела управиться можно вполне. Командиры боевых участков сообщат вам детальный план работ.
Затем нас, бьёрковцев, собрал Крючков и уточнил наши задачи.
Трясясь на полуторке до огневой позиции, я пребывал в подавленном состоянии духа. Приказ есть приказ, думалось мне, и обсуждать его не приходится. Но, с другой стороны, добровольное оставление островов никак не укладывалось в голове. Ведь мы могли бы еще держаться и держаться.
Эти же мысли не покидали меня и в землянке. Как я скажу об эвакуации бойцам? Как посмотрю им в лицо? Ведь с самого начала мы приучали их к мысли, что наш долг - стоять до конца. И люди прониклись этим убеждением. Выходит, мы говорили им одно, а на деле получается совсем другое.
И еще. До сих пор мы узнавали об отступлении армий и фронтов, испытывая недоумение и боль, с трудом свыкаясь с совершенно непредвиденным ходом войны. Но победы в каждом огневом поединке внушали нам веру в свои силы. Мы и других мерили своей меркой, полагая, что любая часть Красной Армии подготовлена не хуже нас. Казалось, вот-вот кончатся какие-то там неурядицы - то ли мобилизационные, то ли организационные, новые военачальники, поставленные на место многих старых, наведут порядок, и ход войны резко изменится, все станет на свои места. А вместо этого мы должны без боя покидать острова, оставляя с таким трудом и так надежно созданную оборону. Что же, выходит враг сильнее, на его стороне не только тактическое преимущество?
От этой мысли стало тоскливо и тошно. Привычный мир, который я видел через призму наших островных и батарейных дел, рушился.
Стряхнув с себя минутное оцепенение, я встал. Нет, распускаться нельзя! Борьба не кончена. Она придет к тому логическому завершению, в котором мы не сомневались с самого начала. Сколько бы на это ни потребовав лось времени! И веру в это, вытекающую из всего нашего мировоззрения, не сломить.
Подойдя к этажерке, я взял томик Ленина и на чистом листе написал: "Оставляем остров непобежденным. Мы скоро вернемся, и вы, фашисты, дорого нам за все заплатите. Лейтенант П. Мельников. 27 октября 1941 г.".
Книгу я оставил на столе и быстро вышел из землянки. Время не ждало. Впереди было много, очень много работы.
Бойцы, выслушав сообщение об эвакуации и о стоящей перед ними задаче, расходились с понурыми головами. Герасимов сказал мне вполголоса:
- Никогда не мог представить, что нам придется отсюда уходить. И что это будет так трудно. Наверное, "под давлением превосходящих сил противника" и то было б легче.
- Мы солдаты, комиссар. Начальству виднее. Значит, утешимся тем, что все это на пользу делу. Может быть, с этого отступления начнется наше наступление под Ленинградом.
Убеждать другого человека все-таки было легче, чем самого себя.
Артиллеристы сразу же взялись за дело. Нам предстояло демонтировать орудия и вручную доставить их вместе с боеприпасами к новому причалу. Спать в эту ночь не пришлось. Под руководством неутомимого Женаева и старшины комендоров Кубякова огневой взвод трудился не покладая рук.
- А ну, качнем! - звучало над огневой позицией. - Раз-два, взяли! Еще взяли!..
Невольно вспомнилось наше прибытие на Бьёрке. Тоже работали вот так... Нет, совсем не так, совсем все не похоже! И даже погода подчеркивала это. Тогда была весна, теперь - мрачная осень.
Работать приходилось с соблюдением всех мер маскировки. Едва появлялись разведывательные самолеты, все люди укрывались в лесу. Это замедляло работу, а срок и без того был жесткий. Соседняя батарея периодически вела огонь то по Койвисто, то по неприятельским батареям. Ей предстояло стрелять до самого конца, после чего взлететь на воздух. Отлично там справлялись с делом лейтенанты Ф, Юдин и И. Бутко. Била по заранее разработанному режиму и одна подвижная 45-миллиметровая пушка, часто меняя позиции. Ночью стреляли по материку и пулеметчики. Одним словом, делалось все, чтобы противник не догадался о нашем решении покинуть острова.
Срок погрузки на буксиры и баржи передвинули на сутки. Таким образом, грузиться нам предстояло в ночь на 31 октября. Но из-за тумана суда ночью не смогли подойти к причалу. Они ошвартовались, лишь когда рассвело. Заранее разработанный план затрещал.
Погрузка началась в полдень. Понятно, что никто из артиллеристов не имел достаточного опыта в выполнении такой работы. Суда не были приспособлены для приема техники с необорудованного побережья. И к 18 часам, когда погрузка по плану должна была быть закончена, на пирсе и около него лежала чуть ли не половина увозимого имущества.
Работы продолжили на два часа. Но и к 20 часам им не было видно конца. Прибавили еще два часа.
В 21 час, высветив черные контуры сосен и берез, на острове прогремел мощный взрыв. Мы оглянулись в тревоге. Что бы это могло значить? Через несколько минут все уже знали, что назначенный на 3 часа ночи взрыв командного пункта дивизиона произошел преждевременно. Начальник инженерной службы острова военинженер 3 ранга Молчанов, руководивший подрывными работами, допустил какую-то оплошность. То ли он ошибся с установкой времени в часовом механизме мины, то ли оказалась неисправной взрывная машинка. Об этом теперь можно было только гадать: Молчанов погиб во время взрыва. С ним погибли два командира и несколько краснофлотцев.
Бетонная башня перестала существовать. Управление батареями и подразделениями, прикрывавшими эвакуацию, нарушилось. Замолчали орудия. "Ну, мелькнула мысль, - теперь враг поймет, что у нас тут происходит". Но замешательство людей, посылавших в неприятеля последние залпы, через несколько минут прошло. Снова загремел орудийный гром. Противник так ни о чем и не догадался.
С погрузкой техники не управились и к 22 часам. Поступил приказ: "Все, что не успели погрузить, вывести из строя. Начать посадку людей".
Теперь наступила самая горячая пора для меня. На время эвакуации я был назначен комендантом пункта посадки. Люди начали занимать места на судах. Время от времени близ причала с грохотом разрывались снаряды. Противник-то ведь знал о приходе к острову судов и не без основания полагал, что они что-то грузят или выгружают. Но неприятельские залпы падали с недолетом и не причиняли нам вреда.
Около часу ночи прогремели взрывы на шестидюймовой батарее, и она замолчала навсегда. Вскоре ее расчеты появились на причале. Последние защитники Бьёрке поднялись по сходне на баржу. Пошел и я вслед за ними. В 1 час 30 минут 1 ноября суда снялись со швартовов и взяли курс на Кронштадт.
Я стоял на палубе и смотрел, как таяли во тьме смутные очертания острова. Выл штиль. Медленно падали крупные хлопья мокрого снега. И хоть усталость валила с ног, спускаться вниз не хотелось. В памяти я перебирал все, что было связано с более чем двухлетним пребыванием на Бьёрке. И не мог вспомнить ничего плохого, отягощающего душу. Наверное, если не считать месяцев войны, время, что прожил я тут, было самым счастливым в моей жизни.