Николай Сченснович - Записки актера и партизана
1 октября Сергей сказал мне, что завтра выходим. Я должен явиться к 8-ми часам утра в условленное место и там встретиться с Софьей Игнатьевной, которая поведет нашу группу из трех человек. С собой взять корзинку или сумку с бельем будто бы для обмена на продукты. Ничего, кроме белья, не должно быть в сумке. Обязательно иметь при себе паспорт и рабочую карточку. В случае встречи с немцами нужно обещать им принести на обратном пути из деревни яиц или сала. Такое обещание действовало на простых солдат как пропуск.
Хуже всего было встретить жандармов или полицейских. Тут уж считай себя погибшим. Одно было хорошо, что из боязни партизан жандармы и полицейские не уходили из города по одному, на проселочных дорогах их можно было встретить только большой группой, а поэтому всегда успеешь заметить издали.
Труднее всего, конечно, выйти из города, а там - как повезет!
Проводница знала многие улочки, переулки, проходные дворы, по которым можно пройти без боязни неожиданной встречи.
Можно было нарваться и на засаду. Во избежание этого мы решили уходить утром, когда, спеша на работу, по городу и за городом во всех направлениях ходят люди. Чтобы не обращать на себя особого внимания, договорились идти по одному, но на виду друг у друга.
С оружием люди уходили большими группами, ночью. Иногда натыкались на засады. Завязывалась перестрелка, и некоторые погибали. Потому, особенно после убийства Кубе, связные предпочитали выводить людей из города по 2 - 3 человека, днем, когда засады снимались.
В театре о нашем уходе никто не знал. Узнали лишь через несколько дней, так как спектаклей не было, а по утрам за нас расписывался в журнале Околов. Наше исчезновение явилось для всех большой неожиданностью.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ В МИНСКЕ
Прежде чем уйти, надо было позаботиться о том, чтобы мое исчезновение не причинило никому из родных и знакомых никаких неприятностей. Моя мать и жена брата с маленькой дочкой жили в том же доме, но в другом подъезде. Дом до войны был заселен артистами театра имени Янки Купалы. Они уехали в июне 1941 года на гастроли. После оккупации в их квартиры поселились чужие люди, мало знавшие моих родных. За два года жизни по соседству они привыкли к тому, что я очень редко бывал дома. Это облегчило мою задачу.
Уход кроме личного риска грозил оставшимся родственникам, если о них узнают, смертью. Немцы хватали семьи партизан и убивали без суда и следствия, по одному подозрению или доносу. Такие расстрелы широко рекламировались, об этом писали в газете, сообщали в объявлениях, расклеенных по городу, передавали по радио. Очевидно, немцы хотели таким способом задержать людей, уходивших из города в партизанские отряды.
Помог случай. Перед моим уходом немцы объявили, что все жители Пушкинского поселка должны срочно освободить весь район, а кто этого не сделает, тех будут выселять из занимаемых квартир прямо на улицу. Указан был срок.
Поселок пришел в движение. Все начали искать себе комнаты на соседних улицах. Никому в голову не приходило интересоваться, кто куда переезжает. Тем более что каждый, нашедший себе новое место жительства, старался держать это в секрете, опасаясь, что кто-либо из соседей раньше захватит его квартиру.
Жене брата удалось найти квартиру на Беломорской улице. Чтобы соседи поверили, что и я переезжаю на новую квартиру, перевез туда свои вещи днем, когда все видели. Соседям очень охотно рассказывал, что переезжаю, но называл совершенно другой район. В суматохе общего переселения все растеряли друг друга. С целью еще более застраховаться говорил, что на днях должен выехать опять на гастроли и что мне не хочется ехать. Некоторые сочувствовали, так как понимали, что в такое время разъезжать небезопасно. Другие жалели, что собираюсь уезжать, а потому не беру ничего в починку.
К жизни в лесу я совершенно не был подготовлен. В самом скверном состоянии была обувь. Ходил в легких полуботинках и калошах. Являться в калошах в лес так же глупо, как в валенках на бал. И я решил раздобыть себе в первую очередь крепкие сапоги или, в крайнем случае, ботинки. У меня сохранился хороший, почти новый костюм, и я решил пожертвовать им для такого дела.
Желающих купить костюм на рынке оказалось много, но я интересовался сапогами, а не деньгами. Продавались там и сапоги, но все они оказались мне тесными. Пришлось продать костюм и купить себе солдатские ботинки с подковами. Это все же лучше калош, которые я немедленно потерял бы в глубоком снегу или в вязком болоте вместе с полуботинками.
Зимнее пальто на ватине с котиковым шалевым воротником тоже мало подходило для жизни в лесу. Взял его с собой в надежде обменять где-нибудь в деревне на полушубок.
Нашим уходом руководил Сергей Потапович. Вторая группа была составлена тоже заранее. Сергей сказал им о выходе так же, как и мне, накануне, назначив иное место встречи. Они уходили другой дорогой. Кто и с кем идет, никто из нас не знал. Тоже на всякий случай. Хотя мы верили друг другу, но все могло случиться.
После убийства Кубе город кишел военными патрулями. Среди них попадались и такие, на которых нельзя было смотреть без смеха. Однажды мне встретились три седовласых старика с винтовками. Один из них, шедший посередине, был настолько худ, что шинель на нем болталась, как на вешалке. Он еле переставлял ноги. Лицо его, очень похожее на мумию, ничего не выражало. Из глаз текли слезы. Винтовка висела на ремне, перекинутом через левое плечо. Вдруг он уронил свое оружие, которое с грохотом упало на тротуар. Двое других немцев подняли винтовку и повесили на плечо "грозного вояки". После этого все трое медленно двинулись дальше.
Вероятно, для усиления патрулирования по городу их прислали из какой-то канцелярии, куда они попали по тотальной мобилизации, проведенной Гитлером. Иначе нельзя объяснить появление на улицах города таких немецких старикашек, будто вытащенных из музея.
До сих пор я видел много стариков в черной форме строительной организации ТОДТ, со свастикой на рукаве, которые работали в канцеляриях. Но в военной форме, да еще с винтовкой встретил впервые.
Зверства немцев в эти дни не имели границ.
Какие районы намечены для уничтожения, никто не знал, а потому в городе царила паника. Все куда-то прятались, уходили ночевать к знакомым, будто у знакомых безопаснее. Многие вообще не приходили домой, а ночевали по месту своей работы.
В намеченных к уничтожению районах убивали всех без исключения: мужчин и женщин, дряхлых стариков и маленьких детей.
Вырвавшиеся чудом из этого ада люди рассказывали невероятные истории. Трудно поверить и в то, что человек может дойти до такого состояния, чтобы со смехом вырывать из рук матерей маленьких детей и убивать их на глазах самым зверским образом.
