Андре Моруа - Наполеон. Жизнеописание
Она состоялась в Тильзите, посреди Немана, на плоту с палаткой. Два императора обрушили друг на друга свое обаяние. Каждый из них умел очаровывать, и, похоже, внезапно вспыхнувшее расположение было взаимным. Наполеон поклялся себе обольстить этого «весьма красивого, доброго и молодого императора». Судя по всему, это ему удалось: «Больше всего мне понравился этот человек», — сказал Александр. И как устоять перед таким умом, такой «деликатностью души» (Бенвиль), ведь он считался даже с чувством неловкости царя перед союзниками. На тильзитском плоту Александр встретил не Революцию в сапогах, а человека светского и весьма образованного. Наполеон со своей стороны не устает хвалить нового друга: «Мы вставали из-за стола рано, дабы избавиться от надоевшего нам прусского короля. В девять часов император приходил ко мне в штатском попить чаю… Мы говорили о политике и о философии. Он хорошо образован и полон либеральных идей». Солдат, обласканный фортуной, отстаивал наследственную монархию; просвещенный деспот склонялся к монархии выборной. Наполеон покинул Тильзит с уверенностью, что приобрел друга. «Все это было весьма абсурдно», и очень скоро он стал упрекать красивого молодого человека в лукавстве «византийского грека». Но, как опять же утверждает Стендаль, если здесь и была ошибка, то ошибка хорошая, от избытка доверия. И Наполеон проявил больше великодушия, чем Александр. Мир был умеренным, хотя Пруссия лишилась территорий («оба крыла черного орла были сломаны»), а царь вынужден был скрепя сердце признать герцогство Варшавское — некий компромисс по польскому вопросу.
Позже, когда на острове Святой Елены Наполеона спросили, в какой период жизни он был наиболее счастлив, император ответил: «Может быть, в Тильзите… Я был победителем, диктовал законы, за мной ухаживали короли и императоры». Он вернулся в Париж 27 июля, «в зените славы». День его рождения, 15 августа, был отпразднован с неслыханным блеском. Французы «не просто славили героя» — они поклонялись государю. Если и была тогда оппозиция, она молчала. Да и где бы она могла заявить о себе? Прессу держали в узде. Трибунат без шума, без сопротивления был смещен простым сенатус-консультом. А между тем Наполеон испытывал странное чувство неуверенности. Слишком прекрасна мечта, слишком удачно осуществление. «Лишь бы это продлилось», — повторяет с корсиканским акцентом мудрая и недоверчивая императрица-мать, и сын знает, что она права. Он силится поддержать дух Тильзита; пишет царю: «Мы покончим с Англией; мы помирим весь мир», но знает, что брошенные им якоря ненадежны. И в Санкт-Петербурге, и в Берлине, и даже в Париже витает сомнение, что все это надолго. Он и сам сомневается. Слишком тяжела, слишком велика Европа, чтобы один человек мог удержать ее в своих руках. Уже поступают тревожные известия о новых затруднениях в Испании. Империя — это огромное здание, великолепно спланированное и удивительно быстро построенное; однако то там, то здесь появляются трещины, и стоит императору зацементировать одну щель, как где-нибудь в другом месте с грохотом обрушиваются целые стены.
Закат Империи
Адской машиной, угрожавшей Империи, оказалась континентальная система. Конечно, блокада наносила вред Англии; множилось число безработных, таял золотой запас. Но она была небезобидна и для Европы. Сам Наполеон, испытывая нужду в некоторых товарах, вынужден был предоставлять лицензии. Русские бояре приходили в бешенство от того, что не могут продавать лес и пеньку. Налаживалась контрабанда. Некоторые порты оставались открытыми для английских судов. Дания, пожелавшая было присоединиться к лиге нейтральных государств, была остановлена предупредительными залпами. Швеция приняла сторону Англии. Португалия, продававшая англичанам вино, колебалась. Тогда Наполеон объявил династию Браганца низложенной и послал в Лиссабон Жюно, который победоносно вступил в столицу в момент, когда королевская семья, спасаясь бегством, направилась в Бразилию.
Действует цепная реакция. Папская область отказывается закрыть свои порты для англичан; генерал Миоллис занимает Рим. Портятся отношения с папой. Испания с опаской глядит на солдат Мюрата, обосновавшихся на ее территории якобы для того, чтобы помочь Жюно и предотвратить высадку англичан на полуостров. В династической иерархии Испании полная неразбериха. Князь Мира, министр Годой, заставляет короля Карла IV играть весьма постыдную роль; наследник, принц Астурийский, готовит заговор против отца. Мятеж возводит его на престол под именем Фердинанда VII. И тогда у Наполеона создается впечатление, что во всей этой неразберихе испанцы будут счастливы получить короля из его рук. Мюрат, находясь на месте событий, всячески поддерживает его в этом мнении, так как надеется, что трон достанется ему. Но император отдает предпочтение Жозефу; он собирается «передвинуть» королей: Жозеф получит Мадрид, а Мюрат — Неаполь. Заманив в Байонну Карла IV и Фердинанда, Наполеон делает их своими пленниками.
Ужасная акция, грубейшая ошибка. На сей раз все было рассчитано неверно. Он, столько всего знавший, ничего не знал об Испании. Он думал, что испанцы будут счастливы избавиться от ничтожного государя, фанатичных монахов и алчных вельмож. Он столкнулся с народом набожным, горячо патриотичным, не боящимся ни умирать, ни убивать и ставящим честь превыше всего. Оставленный всеми, Жозеф пишет брату одно письмо за другим, предупреждая о серьезной опасности. «Чтобы покорить Испанию, нужны колоссальные средства, — считает пессимистически настроенный Бонапарт-старший. — Эта страна, этот народ ни на кого не похожи… Не осталось ни одного испанца, кто бы примкнул к моему делу». Жозеф говорил правду. Испания отторгла его как инородное тело. Священники возглавили партизанские отряды. Война была беспощадной. В 1808 году — катастрофа: генерал Дюпон капитулировал перед повстанцами в Байлене вместе с 20 000 французских солдат. Император пришел в бешенство, как некогда во времена Булони. Его ярость можно понять, ибо стоило Европе почувствовать, что он уязвим, более того — ранен, как она вся обрушилась бы на орлиное гнездо. Чтобы восстановить положение, он перед отъездом в Испанию хочет повидаться со своим «другом» Александром. Обеспечив таким образом тыл, он собирается вести Великую Армию на Мадрид и покончить с «герильей». Он знает, что в его присутствии победа французам не изменит.
Именно тогда состоялась знаменитая Эрфуртская встреча с царем и немецкими князьями. Он пригласил «Комеди-Франсез». Тальма играл перед «партером королей». Государи Германской конфедерации почтительно слушали простодушные рассказы гостя о его молодости. «Когда я был лейтенантом артиллерии…» Он красуется успехом. Красуется и культурой перед великими немецкими поэтами: Гете, Виландом. «Вы — человек, господин Гете». Александр играет свою роль не хуже. Когда Тальма декламирует: «Дружба великого человека — это дар богов…», царь, наклонившись к Наполеону, говорит: «Я замечаю это каждый день». Искренен ли он? Вопреки видимости, чувствуется, что дух Тильзита в прошлом. Александр избегает конкретных обязательств. Ему дает советы Талейран, который, остерегаясь необузданного характера императора, видит свое служение в том, чтобы чинить на его пути всяческие препятствия. От предосторожности недалеко и до предательства. Вскоре князь Беневантский скажет: «Это начало конца». Наполеон, твердо решивший развестись, не прочь жениться на великой княжне. Талейран одобряет (тайно) отказ царя. В общем-то, в Эрфурте Наполеона переиграли. Он щедро расточал свой блестящий ум и ничего не получил взамен. Нет ничего печальнее «неудавшегося празднества». После последней беседы с Александром он долго хранил молчание. Дорого обошлись ему события в Испании: он потерял и в живой силе, и в мировом престиже.
