Владимир Качан - Улыбайтесь, сейчас вылетит птичка
Поэтому кормили его некоторое время через трубочку.
Дружбы навеки с тем мальчиком не получилось: отца перевели служить сначала в Москву, всего на полгода, затем - в Ригу. Отца, подполковника юстиции, часто переводили с места на место, но в Риге он и вся семья осели и стали жить в большой коммунальной квартире почти в центре, на улице Свердлова. В этой квартире жили еще шесть семей, к нам было три звонка. Но зато у нас было целых три комнаты - две маленьких и одна большая.
Мальчик Вова постоянно не высыпался, когда пошел в школу. Потому что начал жадно читать - сначала все, что ни попадалось, а потом приключения и про великих спортсменов. Отец читать вечером не разрешал; когда появился телевизор, тоже не разрешал смотреть, потому что в семье была военная дисциплина и отбой был ровно в 22 часа. А значит, мальчик Вова украдкой, под одеялом, при свете карманного фонарика читал Дюма и Майн Рида, чем вскорости и нажил себе близорукость. Читал он допоздна, и когда утром объявлялся подъем, он не мог сразу встать, засыпал еще несколько раз, пока отец не прибегал к жестким мерам: брызгал водой или стаскивал одеяло. Тогда Вова шел в пижаме по длинному коридору коммуналки к ванной и туалету. Там уже была небольшая очередь. Вова прислонялся к стене и опять засыпал, стоя. А когда подходила его очередь в ванную, он запирался там на крючок, включал воду, чтобы слышно было, как она льется, садился на краешек ванны и опять засыпал.
В первом классе он был отличником, во втором - тоже, но дальше дела пошли хуже, потому что, прямо скажем, внеклассное чтение отнимало у него много времени.
Эта литература вне школьной программы, поглощаемая многими учениками без всякого разбора, но все-таки - по интересам, придавала школьной жизни подчас окраску комическую.
Как-то раз к школьнику Вове домой прибежал его одноклассник Женя Биньковский.
Женя был одним из самых отпетых хулиганов района, но об этой странице его жизни - несколько позже, а сейчас о другом. О том, что он прибежал бледный и предельно взволнованный. Что же так взволновало школьника, который к тому времени уже и выпивал, и покуривал, а его неуемный темперамент находил себе выход только в двух вещах: в драке и в исполнении песен на английском языке под аккомпанемент школьного ансамбля ? ( Женькиным идолом в то время был певец Трини Лопез, он пел в основном его песни, страшно при этом заводясь и дергаясь всем организмом. Позже он станет петь рок-н-ролл в одном из рижских ресторанов.) Завести его, повторяю, могли только драка и музыка в бешеном ритме. Но тут аж весь трясся.
- Что с тобой? - спросил Вова, начиная опасаться, что взорвали школу или Женька пять минут назад кого-то убил.
- Подожди... Сейчас. Закрой дверь, - свистящим шепотом произнес Женька и, оглянувшись, - не подслушивает ли кто, мама там или бабушка, не подсматривают ли? - полез за пазуху. Вова ждал по меньшей мере появления пистолета, но Женька осторожно достал... книгу.
- Вот смотри, - сказал он, еще раз оглянувшись на дверь. Вова посмотрел на обложку и прочел: "М. Ю. Лермонтов. Герой нашего времени ".
Эту книгу, как и творчество М. Ю. Лермонтова, мы должны были изучать на следующий год, в девятом классе.
- Ну и что? - спросил Вова, неприлично зевнув и показав тем самым полное равнодушие к предмету и неуважение к Женькиному волнению.
- Как что?! - мгновенно вскипел Женька. - Ты это читал?
- Нет, а что тут такого?
- Да подожди! Ты хоть что-нибудь слышал о ней, о книге этой?
- Ну, что мы будем в следующем году ее читать...
- Дурак! Ее надо читать немедленно! Тут все написано, как надо с девчонками обращаться, понял?.. Чтобы они все сохли по тебе, а ты на них плевал, понял?..
То есть Женька принес мне книгу, которая разом решала актуальнейшую проблему нашего переходного возраста: как себя вести с девушками, чтобы ты на них плевал, а не они на тебя, как обычно.
Как бы запрещенную пока для нас книгу. Однако проникать в кинотеатр на фильм, который детям до шестнадцати лет смотреть не разрешалось, было верхом удовольствия и внутренней гордости. Нам хотелось быстрее взрослеть и становиться мужчинами; мы и не подозревали, что когда-нибудь наступит такое время, когда нам будет иногда хотеться, чтобы нас считали детьми...
Поэтому представьте себе сладкий озноб дерзости у пареньков, которые держали в руках "Героя нашего времени ", как запрещенную литературу, как какую-нибудь "Лолиту " Набокова: ведь если увидят - отнимут и накажут! И книгу эту Женька уже прочел! А Вова еще нет! Острый вкус запретного плода со страшной силой разжег и без того неуемный читательский аппетит Вовы, и он проглотил книгу в момент - не столько как образец высокой литературы, сколько как руководство к правильному поведению с девочками, своего рода "Кама Сутру ", только не в физическом плане, а в поэтическом. Воздействовать на душу девочки, на ее высокие чувства казалось куда важнее, чем искать и находить, скажем, ее эрогенные зоны. Это каждый обученный дурак сможет, а вот чтобы тебя любили, чтобы по тебе страдали... - гораздо выше и интереснее. Другими словами - сердцеедом хотелось быть, а не каким-нибудь там телоедом (фу! каннибализм прямо какой-то!). Вообще хотелось быть любимым, и как можно большим числом людей; заявить, что я в этот мир уже пришел, обратите на меня внимание, полюбите меня, я этого достоин. Не это ли (думаю я сегодня) подвигает молодых людей идти в артисты?.. Ведь это скорейший путь к массовому обожанию, если есть талант и еще чуточку повезет...
Но речь не об артистах, а о том, что мечты, грезы, фантазии с девяти до пятнадцати лет занимали наиважнейшее место в жизни подростка Вовы. Даже в области литературы в тот период все вытеснила научная и всякая другая фантастика. Дюма и Вальтера Скотта постепенно сменили сначала Жюль Верн, затем Кларк, Брэдбери и братья Стругацкие.
Романтическая мечтательность, свив один раз гнездо в его неокрепшем организме, осталась в нем на долгие годы. Она мешала реальной жизни, особенно тогда:
несоответствие своего микромира с суровым макромиром было даже травматично. Ну близорукость уже есть, а еще - неспортивное (это еще мягко сказано) телосложение... Все это удручало... А еще... В школе и во дворе его все время дразнили фамилией Качан, сопрягая ее, как правило, с капустными изделиями. "Кочерыжка " или еще чаще "Качан капусты " сопровождали Вову все его детство. То, что " кочан капусты " пишется через " о ", а фамилия - через " а ", не могло остановить никого. К тому же его часто били, видимо, зная, что никакого серьезного отпора не получат. Слабый был мальчик, не мускулистый.
Зато много читал, запас слов у него рос, и он мог зло и точно над кем-нибудь пошутить. За это его били еще больше. В довершение всего у него обнаружили начинающийся туберкулез, какие-то очажки в легких. Много было выпито рыбьего жира, хлористого кальция и чего-то другого, но не помогало.
