Дмитрий Лисейцев - Царь Иван IV Грозный
Летом 1562 г. князь Андрей Курбский, назначенный воеводой в Дерпт, совершил глубокий рейд вглубь литовских земель, разорив окрестности Витебска. Но уже в августе 1562 г. под Невелем он потерпел поражение (которое, впрочем, не было поставлено Иваном Грозным ему в вину). После этого царь решил лично выступить в поход против Великого княжества Литовского. В конце ноября 1562 г. его войско (в котором по некоторым оценкам было до 60 тыс. человек) выступило из Москвы и двинулось в направлении ключевой литовской крепости на Западной Двине – Полоцка. 31 января 1563 г. город был осажден. Несколько предложений о капитуляции литовский воевода Станислав Довойна с гордостью отверг. Но уже через две недели, 15 февраля, город был взят штурмом. В плен попало около 60 тысяч жителей города, изрядная часть которых была в дальнейшем продана в рабство. Захваченным в городе евреям было предложено креститься; тех из них, кто отказался это сделать, утопили в Двине. Взятие Полоцка открывало дорогу на столицу Великого княжества Литовского, Вильно, поэтому уже через неделю после «полоцкого взятья» в стан Ивана IV явились литовские послы с просьбой о перемирии (на которую царь ответил согласием).
Иван Васильевич был охвачен эйфорией вследствие своей, бесспорно, большой победы. Он тут же распорядился присоединить к своему титулу слова «и великий князь Полоцкий». Воодушевленный победой, он написал язвительное послание еще одному своему сопернику в Ливонии – королю Эрику XIV, «а писал к королю многие бранные и подсмеятельные слова на укоризну его безумию». Шведские власти вынуждены были терпеть эти оскорбления, поскольку в том же году против Швеции открыла боевые действия Дания (с которой незадолго до выступления в Полоцкий поход Иван Грозный заключил союз, признав права датского принца Магнуса на остров Эзель).
Вскоре победы сменились неудачами. 26 января 1564 г. русские войска потерпели поражение в битве при Чашниках, сам воевода русского войска, боярин князь Петр Иванович Шуйский, бежал с поля боя и, потеряв коня, пешим выбрел в одну из окрестных деревень, где был ограблен и убит местными крестьянами. Известия о поражении потрясли Ивана Грозного, решившего, что военная катастрофа стала следствием предательства со стороны бояр, сообщивших литовцам о планах русского командования. Немедленно последовали расправы над заподозренными в измене. Боярин князь Михаил Петрович Репнин уже успел к тому времени снискать немилость царя тем, что во время одного из царских пиров отказался надеть на себя скоморошью маску («харю») и плясать вместе с другими царскими приближенными. Когда «харю» на него надели силой, он сорвал ее с себя и растоптал ногами, заявив, что такое поведение недостойно ни царя, ни боярина. Теперь, когда на него пало подозрение в измене, князь Михаил Репнин был убит прямо на улице, когда возвращался из церкви. Одновременно с ним по приказу царя в церкви был зарезан еще один «изменник» – боярин князь Юрий Иванович Кашин-Оболенский.
Репнин и Кашин не были первыми жертвами царской подозрительности. Еще в октябре 1562 г. был насильно пострижен в монахи, а затем умерщвлен один из бывших членов «Избранной рады» боярин князь Дмитрий Иванович Курлятев-Оболенский (которому, надо полагать, припомнили нежелание присягать царевичу Дмитрию в 1553 г.). Около 1563 г. был убит молодой князь Дмитрий Федорович Овчина-Оболенский. На царском пиру он повздорил с новым любимцем Ивана Грозного, Федором Басмановым, открыто обвинив того в противоестественной связи с царем: «Я, как и предки мои, служу государю верой и правдой, а не гнусными делами содомскими». Басманов немедленно пожаловался Ивану Васильевичу, и тот приказал подать князю Оболенскому большую чашу вина, приказав выпить ее «во единый вздох». Когда Оболенский не справился с царским приказом, то упрекнул его: «Так-то ты желаешь добра своему государю!», а затем велел отвести князя в винные погреба и там удушить.
Царские пиры вообще становились событиями весьма опасными. Однажды Иван Грозный на пиру упоил собственных бояр сверх всякой меры, приставив при этом к каждому из них писца, который должен был «стенографировать» все, что будут во хмелю говорить члены Боярской думы. Вероятно, царь желал узнать тайные мысли своих приближенных, ведь «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Однако упившиеся бояре ничего, за что их могли бы обвинить в измене, так и не сказали – все записанное писцами оказалось обычной пьяной болтовней: «И как почали прохлажатися и всяким глумлением глумитися: овии стихи пояше, а ови песни воспевати… и всякие срамные слова глаголати». Выслушав наутро записи боярских речей, Иван Грозный «удивился о сем, что такие люди разумные и смиренные от его царского совета такие слова простые глаголят». Затем речи эти были зачитаны и самим боярам, и «они сами удивишася сему чюдеси».
Все меньше вокруг Ивана оставалось людей, которые могли остановить его бесчинства. Не было уже в живых царицы Анастасии Романовны. Вдовцом Иван Грозный оставался недолго: уже через две недели после похорон первой супруги тридцатилетний царь начал поиск новой жены. Первоначально Иван Васильевич остановил свой выбор на сестре польского короля Екатерине Ягеллон. Она была на четыре года старше Ивана, но брачный союз с ней сулил установление союзнических отношений с Польско-Литовским государством, а в дальнейшем – права на польскую и литовскую короны (королю Сигизмунду II Августу уже исполнилось 40 лет, он был женат третий раз, но детей по-прежнему не имел). Однако перспектива видеть одним из основных претендентов на польскую корону «московита» польских и литовских вельмож испугала. Иван Грозный получил отказ, а сама Екатерина Ягеллон была выдана замуж за герцога Юхана Финляндского, младшего брата короля Швеции (этот жених был младше невесты на 11 лет). Отказ в заключении брачного союза и предпочтение шведского принца привели Ивана Грозного в ярость. Осенью 1562 г., выступая в поход на Полоцк, царь приказал везти за своим войском гроб и поклялся, что либо уложит туда Сигизмунда II, либо ляжет сам.
Впрочем, сам Иван Васильевич к этому времени уже не был безутешным вдовцом: в августе 1561 г., после полагавшегося по церковным правилам годового траура, он женился на Кученей, пятнадцатилетней дочери кабардинского князя Темрюка Айдаровича. Царскую невесту крестили, дав ей христианское имя Мария. Молодая супруга Мария Темрюковна подарила царю лишь одного ребенка – родившегося в марте 1563 г. сына, которого нарекли в честь деда Василием. Царевич, однако, прожил лишь два месяца и в мае того же года был похоронен в Архангельском соборе Кремля. Смерть младенца вызвала новую волну подозрений царя Ивана, объектом которых на этот раз стала княгиня Ефросинья Старицкая, мать удельного князя Владимира Андреевича Старицкого. Ефросинья была насильно пострижена в монахини и отправлена жить в основанный ею самой двумя десятилетиями ранее Горицкий монастырь близ Белоозера.
