Александр Дюма - Путешествие в Египет
Мы сумели разыскать ослов с погонщиками, первые были красивее и крупнее александрийских, вторые - расторопнее и воинственнее, если это возможно, своих собратьев с морского побережья. На сей раз, наученные горьким опытом, мы не стали упрямиться, а двинулись в путь по изумительной аллее смоковниц, сквозь ветвистые кроны которых пробивались солнечные лучи, и быстро преодолели расстояние в одно лье. Сменив способ передвижения, мы теперь, вместо того чтобы подниматься вверх по течению Нила па лодке, ехали вдоль берега верхом на ослах. Мы преодолели тридцать футов, и перед нами открылась широкая панорама, а прямо напротив нас лежал остров Рода, где сооружен Ниломер. Он предназначен для измерения высоты паводков Нила: по нанесенным отметкам можно определить годы, когда разливы реки вызывали небывалые урожаи. Именно здесь ежегодно шейхи мечетей, сообщая об уровне подъема воды, указывают, что ждет покорных мусульман - радость от богатого урожая или засуха и голод.
Итак, справа от нас поднимались пирамиды Гизы, мы могли разглядеть их от самого подножия до вершины, а также небольшое возвышение - сфинкса: вот уже три тысячи лет он сторожит их, повернув к гробницам фараонов свое гранитное лицо, обезображенное солдатами Камбиза. Панорама все расширялась, и слева перед нами предстало прославленное Клебером поле боя Гелиополя, величавое однообразие которого, насколько хватает глаз, нарушала лишь одинокая смоковница, зеленеющая среди раскаленной пустыни.
Проводники обратили наше внимание на это дерево; арабское предание гласит: именно под его сенью отдыхала дева Мария, спасаясь от жестокого Ирода. "Иосиф,- говорится в Евангелии от Матфея,- встал, взял младенца и Матерь Его ночью и пошел в Египет" 17. Магометане считают, что своим чудесным долголетием и вечнозеленой листвой это священное дерево обязано тому, что некогда укрыло в своей тени богоматерь.
Тем временем мы прибыли в Булак - каирское предместье; словно часовой, охраняет он порт Каира. Нам оставалось преодолеть с пол-лье. Мы бросили взгляд на рейд со множеством лодок и джерм; они привозят из Нижнего Египта плоды его садов, а туда доставляют те фрукты, каким не созреть под нежарким солнцем Дельты. Судя по числу обитателей деревни, мимо которой мы проезжали, и по их разнообразной деятельности, можно было заключить, что мы приближаемся к большому городу; я указал Мухаммеду на крепостные стены; он понял мое нетерпение.
- Эль-Маср, - вскричал он, пуская осла в галоп и жестом приглашая нас следовать за собою. Нас не нужно было просить, а животные, чувствуя приближение дома, старались изо всех сил, разделяя нашу горячность.
Вскоре мы увидели Каир, город, возвышавшийся среди океана песка, чьи раскаленные волны беспрестанно бились о его гранитные стены и непременно проделали бы бреши, если бы дважды в год могучий союзник города - Нил не вызволял его из этой тягостной осады, По мере нашего приближения к городу мы различали разноцветные постройки и изящные силуэты куполов; затем над яркими зубцами крепостной стены, подобно гигантским шахматным фигурам, взметнулись ввысь минареты трехсот мечетей. Наконец, мы достигли ворот Победы - самых красивых из семидесяти двух ворот, окружающих Каир; через эти ворота 29 июля 1798 года, на следующий день после битвы у пирамид, вошел в город Бонапарт.
Только мы въехали в город, как господин Тейлор, уже познавший, что европеец, прогуливаясь по Каиру, чувствует себя так же неуверенно, как провинциал в Париже, устремился галопом в одну из близлежащих улочек; боясь отстать, мы последовали за ним и сразу же заметили: наши европейские костюмы явно привлекают внимание, что было нам совсем ни к чему. Порой, даже не видя опасности, ощущаешь ее приближение то ли инстинктивно, то ли в силу каких-то предчувствий. Морская офицерская форма странным образом заинтересовала слуг пророка. Мы увеличили скорость, в испуге задевая турок и арабов в ярких одеждах, мелькавших перед нами; те кричали нам: "Йамин" или "Шемаль" ("налево" или "направо")-в зависимости от того, какой маневр, па их взгляд, нам следовало предпринять, чтобы не помешать их степенному, размеренному движению пешком или верхом. Все происходило словно во сне. Наконец после этой бешеной скачки по заполненным неизвестными, загадочными существами узким, извилистым улочкам - кратчайшему пути, предложенному господином Тейлором,- мы очутились в квартале франков и остановились у дверей итальянского отеля.
Перво-наперво мы попросили пригласить портного; хозяин отеля незамедлительно привел его. Это был чистокровный турок. Он помог нам выбрать ткань, затем извлек из кармана брюк бечевку с прикрепленным на конце кусочком свинца п приложил ее верхним концом к плечу так, что нижний повис у подъема ноги,- мерка была снята; портной-проделал аналогичную операцию с каждым из пас.
Покончив с этим делом, мы подумали о другом, но менее насущном: воспоминания о грандиозных событиях, величественные пейзажи и неуемное желание увидеть наконец Каир заставили нас забыть об обеде, но едва мы оказались у себя в комнатах, где из-за отсутствия необходимой одежды обречены были ннаходиться до вечера, как наши желудки стали настойчиво требовать полагавшуюся им двойную порцию. Мы поспешили удовлетворить эти вполне справедливые притязания. Мы позвали хозяина, довольные тем, что нашелся наконец Человек, с которым можно беседовать без переводчика, п заказали ужин. Через полчаса в комнате уже стоял сервированный по-европейски стол; должен признаться, я испытал истинное наслаждение, усевшись за него по- христиански. Однако, занятые гастрономическими проблемами, мы не забыли и о Мухаммеде и кликнули его из окна. Он принял приглашение и уселся подле нас на полу! Если в начале путешествия он смеялся над нами, когда мы вместо ложки, ножа и вилки были вынуждены обходиться пальцами, то теперь пришло время нашего торжества; бедняга совершенно растерялся, глядя, как мы ловко манипулируем неизвестными ему предметами. Правда, он попытался подражать нам, но, несколько раз уколов губы и десны, вернулся к привычному для себя способу, отказавшись от столовых приборов. Пышность нашей трапезы тоже удивила этого араба, представителя народа, отличающегося неприхотливостью; но тут он оказался куда сговорчивее и съел все до крошки.
Когда наступил вечер, мы под покровом темноты выбрались из отеля и проскользнули во французское консульство. Вице-консул, обрадованный встрече с соотечественниками, решил устроить в нашу честь небольшой праздник: явились с полдюжины местных музыкантов и, усевшись на корточки кружком перед диваном, где мы расположились, с невозмутимо серьезным видом настроили инструменты и принялись исполнять национальные мелодии, чередуя их с песнями. Только тот, кому уже приходилось слышать турецкую или арабскую музыку, может представить себе в полной степени эту какофонию, а то, что звучало для нас, превосходило все допустимые пределы, и, если бы музыканты с самого начала не отрезали нам пути к отступлению, полагаю, мои печальные воспоминания об опере-буфф взяли бы верх над природной вежливостью и на четвертом такте я спасся бы бегством. По истечении двух самых страшных часов в моей жизни исполнители наконец поднялись, по-прежнему важные и невозмутимые, несмотря на дурную шутку, которую они с нами сыграли, и удалились. Вице-консул объявил, что в нашу честь были исполнены самые торжественные произведения, но в следующий раз мы сможем услышать более веселые и быстрые каватины.
