Геннадий Седов - Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века
В доме действовали неукоснительно соблюдаемые правила: лишнего не болтать, держать язык за зубами. Не важно, что за посылку принесли от инженера Парфиановича, заведовавшего ремонтом весов на линии Московско-Брестской железной дороги. Приняли, расписались в получении, доложили хозяйке, отнесли по ее распоряжению в задние комнаты, и делу конец. Обнаружили в сене для конюшни, прибывшем с фольварка помещика Любанского (неизменного посетителя музыкальных вечеров Измайловичей), корзину с прокламациями и листовками, не морщите понапрасну лбы. Тащите в прачечную, заваливайте горой грязного белья. Остальное вас не касаемо…
Прислуга, включая дворника Игнатия, была из проверенных людей. Знала, что часовой мастер (подпольная кличка Нилыч), приходивший по средам завести часы в гостиной, ведет в библиотеке на третьем этаже кружок политграмоты для рабочих. Что приехавший погостить из Петербурга якобы родной дядя сестер Нил Викентьевич обучает в вечерние часы в подвальном помещении будущих бомбистов. Рассказывает, как изготовить в домашних условиях взрывное устройство, учит технике безопасности, способам маскировочной упаковки, хранению готовых бомб.
Для нее открылась, наконец, причина, по которой они оказались в Минске. Витю, оказывается, командировали сюда шифрованной телеграммой. Помочь здешним товарищам в организации «эксов».
«Экспроприация», сокращенно «экс» — первое понятие из революционного словаря, которое она усвоила, общаясь с обитателями дома.
Действовавшие самостоятельно, на свой страх и риск местные антиправительственные партии и объединения — РСДРП, социалисты-революционеры, анархисты, бундовцы, — остро нуждались в денежных средствах. Не из чего было платить не имевшим заработка, скрывавшимся от полиции членам боевых летучих отрядов, не на что покупать оружие, бумагу для подпольных типографий, содержать печатников, конспиративные квартиры, оплачивать переезды партийных функционеров, организовывать передачи посылок томящимся в неволе товарищам, устраивать побеги. Два проведенных за последнее время дилетантских налета — один на обувной магазин, принесший смехотворную сумму, другой, приведший к гибели участников группы, на почтовый вагон, перевозивший деньги для Земельного банка — вынудили руководство минских подпольных ячеек и групп обратиться за помощью к прославившимся дерзкими «эксами» анархистам Житомира — пусть пришлют опытного спеца, который помог бы пополнить отощавшую революционную казну.
Прибывший в Минск с молодой помощницей анархист Гарский, принятый для отвода глаз на работу в дом Измайловичей помощником конюха, время даром не терял. Бродил, освободившись от дел, в центре города, заглядывал в ювелирные магазины, отделения банков, в ломбарды. Чертил схемы, заносил в книжечку рабочие часы, перерывы на обед, время наплыва и спада посетителей, мерил шагами расстояния от центрального входа до тротуара напротив.
— Белоручки, черт их дери! — жаловался ей наедине на эсеровскую братию. — Болтать горазды, а серьезное дело организовать кишка тонка… Ничего, мы с тобой свое возьмем. Грабанем приличную кассу и отвалим. С хорошим кушем. Я им сразу условие поставил: четвертая часть добытого наша. Согласились, ни пикнули…
Уединиться хоть ненадолго им не удавалось: вокруг сутки напролет люди. Держались в общении деловито, сдержанно. Она ему «товарищ Василий», он ей «товарищ Бронислава». Конспирация, никуда не денешься.
В один из дней ее предупредили: быть готовой к посещению публичного места. Витя отыскал по адресу, полученному от поездного попутчика, родственника последнего, служившего счетоводом в Обществе взаимного кредита. Свел знакомство, пригласил посидеть вечером в кафе-ресторане в губернском саду.
— Сыграете роль сестры состоятельного человека, — наставляла Александра Адольфовна. — Счетовод человек молодой, неженатый. Постарайтесь ему понравиться, с вашей внешностью это нетрудно. Пофлиртуйте, плечиками поводите. В рамках благопристойности, — улыбнулась.
Какой это был удивительный вечер! Над городом только что прошумел короткий летний дождь, глянуло ненадолго из-за туч закатное солнце. Она прошла, спустившись с крыльца, по влажной дорожке вслед за Виктором. Приподнимала сбоку пальчиками наспех подогнанное выходное платье Кати, чтобы не запачкались полы. Обернулась напоследок у раскрытой калитки.
— Счастливо, счастливо! — замахала руками с верхней ступеньки провожавшая их Катя. — Я дождусь тебя, не буду спать!
Уютно раскинувшись на кожаном сиденье пролетки, она закрыла глаза: до чего хорошо, господи! Влажный ветерок в лицо, цокают весело по булыжнику лошадиные копыта, Витя обнял за талию, шепчет на ухо невозможные вещи. Вылетели из головы наставления Александры Адольфовны, то, что она едет на секретное задание, обязана играть заданную роль. Чувствовала себя Золушкой из сказки, торопящейся на бал в королевский дворец. Вертела по сторонам головой, замечала: прохожие на тротуаре оборачиваются в их сторону, провожают взглядами.
Коляска пронеслась по центральным улицам, свернула раз и другой за угол, покатила вдоль решетки губернского сада, остановилась у часовни перед главным входом.
— Прибыли, ваше благородие! — доложил с сиденья бородатый возница (подпольная кличка Герасим).
Они прошли под входной аркой, двинулись не спеша по центральной аллее.
Она поддерживала на ширину ладони низ муарового платья цвета померанца, как это делали на картинках модного журнала «Монитор» шикарные дамы с осиновыми талиями, переставляла аккуратно ножки.
«Фур-фур, — издавала шуршание нижняя юбка, — фур-фур».
— Спокойно, — сжал ее ладонь Виктор.
Со скамейки в глубине аллеи поднялся мужчина в светлой тройке, замахал в их сторону сложенной газетой.
— Все в порядке, это он…
Катя, дождавшаяся ее, несмотря на поздний час, затащившая в спальню, выспрашивала взволнованно: как все происходило? Был флирт или нет?
— Господи, какой флирт, Катерина Адольфовна! — отбивалась она. — Я кушала, а он глаз от стола не поднимал.
— Ну, говорили, по крайней мере, о чем-то?
— Говорили. Они с Виктором… товарищем Василием. О бумагах каких-то, рекомендациях… Ой, расшнуруйте меня, пожалуйста, а то лопну сейчас!
Катя справлялась, освобождая ее от корсета: каков он на вид? Молодой, старый?
— Блондин, приятной наружности, одет чисто. Не старый еще. Лет, наверное, тридцать.
— Все было спокойно? Ничего подозрительного?
— Вроде ничего.
Ужин в самом дорогом ресторане Минска выдался на славу. Столик им отвели в большом зале, неподалеку от оркестра с роялем и дюжиной музыкантов. Играли что-то мелодичное, завораживающее, пела красивая дама в вишневом платье, с сапфировым бантом-сквалажем в вырезе декольте. Вокруг было шумно, хлопали пробки из бутылок с шампанским, носились между столиками половые с подносами.
