Елена Обоймина - Рудольф Нуреев. Я умру полубогом!
Что касается Нуреева, то поначалу молодому солисту еще не хватало, конечно, отточенности в движениях и уверенности в себе. Но Рудольф, может, в какой-то степени подражая Чабукиани, вкладывал в танец столько страсти и энергии, что все это зажигало публику. Даже суровые критики были вынуждены признать, что «такие дебюты бывают не часто».
«На сцену вышел танцовщик, обладающий великолепными природными данными — огромным прыжком, редкой гибкостью и темпераментом. Нуреев сразу продемонстрировал уверенное владение сложным, острым портретным рисунком и так захватил нас быстрым темпом танца, элементами полета, точной, порой ошеломляющей динамикой поз, что мы невольно думаем о большом будущем молодого артиста. Именно поэтому хочется видеть в его дебюте лишь первую вершину и первый набросок гордого, свободолюбивого характера Фрондосо. Хочется верить, что Нуреев расширит свои возможности с помощью серьезной работы, оправдаются возлагаемые на него надежды».
«Лауренсия»! — вспоминал Александр Минц. — За один вечер на балетном небосклоне взошла новая ярчайшая звезда. Пресса расточала восторги, зал бушевал овациями, а Дудинская одарила его высшим комплиментом мастера по отношению к начинающему: она отнеслась к Нурееву как к равному, стараясь скрыть кое-какие его промахи, вызванные неопытностью. Несмотря на разницу в возрасте и положение в мире балета, она не проявила никакой чопорности по отношению к своему молодому партнеру. Напротив, балерина танцевала свою коронную партию с потрясающей силой и самозабвением, словно черпая в душе полного творческих сил Нуреева новую энергию. В тот первый вечер совместной работы неопытность Рудольфа несколько раз ставила Дудинскую в затруднительное положение, что в балете всегда выглядит достаточно неловко. Балерина постаралась скрыть промахи партнера с щедростью профессионала, уверенного в своих силах. В одном из особенно сложных фрагментов па-де-де Нуреев опоздал совсем чуть-чуть и пропустил тот момент, когда должен был поддержать партнершу в сложном пируэте, Дудинскую выручила ее великолепная техника — она справилась с движением. Когда ситуация вновь оказалась под контролем, балерина одарила потрясенного кавалера своей великолепной улыбкой и продолжала танцевать».
Через два года после их первой «Лауренсии» Рудольф с изумлением наблюдал, как Дудинская в свои сорок девять лет виртуозно танцует юную Китри в «Дон Кихоте», партию, которая представляет собой самый настоящий технический фейерверк.
— Как тебе старушка? — спросил он позднее одного из приятелей. — Она всем показала, как надо танцевать!
Кстати, на одном из спектаклей «Лауренсии» присутствовали родители Рудольфа. «Разочарование моего отца, — рассказывала его сестра Розида, — сохранялось до тех пор, пока он не увидел выступление Рудольфа на сцене Кировского театра в Ленинграде… Он понял, что это было то, чего хотел Рудольф, и что это его судьба».
Появление Рудольфа Нуреева в Кировском театре, как признавались его коллеги, так или иначе повлияло на всю труппу. Его страстное желание танцевать, быть лучшим, азарт, с которым он все делал, невольно заставляли подтягиваться всех остальных. На спектаклях с его участием всегда царила какая-то приподнятая, особенная атмосфера, это было ожидание праздника. Правда, некоторых танцовщиков раздражали его уверенность в себе, его независимость, его стремление найти свои способы выражения, свой почерк.
Это отразилось и на выборе костюмов. Нуреев оказался одним из первых в Советском Союзе, кто вышел на сцену в одном трико и танцевальном бандаже (большинство танцовщиков в то время носили «для благопристойности» мешковатые короткие штаны или особого сорта трусы под трико). Но для Рудольфа, подчеркивают коллеги, его тело было атрибутом его техники, он хотел показать его.
Большинство танцовщиков того времени в СССР были более массивными, плотными и крепкими. Рудольф оказался иным.
Он вытягивал свое тело, удлиняя линии, вставал на высокие полупальцы и тянулся вверх. «Он делал себя сам высоким, элегантным и красиво сложенным, — пояснял Михаил Барышников. — В то же время он был мужественным. Некоторые утверждали, что у него ноги не такие длинные, как должны были бы быть, что у него слишком развиты мускулы икр и действительно мужской зад. Но это было хорошо, очень по-мужски, очень по-земному. В конце концов этому вытянутому вверх внешнему виду Рудольфа стали подражать многие танцовщики».
«Нуреев первым из мужчин-танцовщиков исполнял пируэты на высоких полупальцах, — подтверждает Владимир Васильев. — Я считал, что красота пируэтов заключается в количестве оборотов. Но, увидев Нуреева с его удивительными пируэтами на очень высоких полупальцах, я уже больше не мог выполнять их на низких. Я стал высоко подниматься на пальцах и делать меньше оборотов, восемь-девять вместо обычных двенадцати-тринадцати, но это совсем другая эстетика, красивей и чище. Посмотрев на него, я начал обращать гораздо больше внимания на положение своих ступней».
Перенимание опыта, тем не менее, не удержало Васильева от отрицательного высказывания о Рудольфе: «Он признавал похвалы только в свой адрес, и поэтому люди его не любили. В нашей системе не любят, когда кто-то выделяется. Он считал себя лучше любого вокруг и очень оберегал свою славу. Мы считаем это дурным вкусом. Мы работали, и все были равны».
Молодой танцовщик приобрел огромное число поклонников, которые приходили на его спектакли, не жалея букетов для своего любимого артиста. Нинель Кургапкина, которая танцевала с ним в «Дон Кихоте», рассказывала: «Роз было так много, что я рисковала поскользнуться в конце сольной диагонали. Но Рудольф говорил, что не может контролировать своих поклонников. В следующий раз розы опять усыпали сцену. И я увидела, как Рудольф подбирает один цветок за другим, собирает все лепестки и только после этого скрывается в кулисе, чтобы уступить мне место…»
* * *Той же осенью 1958 года в судьбе Рудольфа появился еще один близкий человек…
«Он сидит на ступенях Хореографического училища. Солнце играет в его волосах и падает на складки пиджака. Такой молодой. Такой неприкаянный. И такой настоящий».
Тамара Закржевская, сделавшая это поэтическое описание, окончила Ленинградский государственный университет по специальности филолог. Любительница и неплохой знаток балета, она видела Рудольфа на школьных спектаклях, восхищалась им во время выпускного экзамена, «когда Нуреев, гибкий мускулистый раб из «Корсара», невесомо взлетал над сценой, была совершенно покорена его исполнением роли Фрондосо в «Лауренсии», сама отказываясь верить, что этот блистательный танцовщик, ни в чем не проигрывающий в дуэте с Дудинской, — вчерашний школьник, танцующий в театре свою первую серьезную партию. О Рудике говорили, сравнивали его с Чабукиани, и мне казалось, что в жизни Нуреев должен быть каким-то необыкновенным, значительным, даже не знаю каким… Ну, что вот идет он по улице, блестящий, неотразимый, и затмевает всех, а девушки просто пачками в обморок — направо, налево…»
