Сергей Бояркин - Солдаты Афганской войны
От командиров начальство требовало навсегда искоренить «чуждое армии явление» — неуставные взаимоотношения, которые, как они полагали, были занесены сюда из уголовного мира. Но эти требования давали обратный эффект. Каждое ЧП отрицательно сказывалось на карьере всех причастных командиров: им вменяли в вину, что они не могут навести должный порядок во вверенном им подразделении. Поэтому офицеры как могли скрывали и пытались замять время от времени потрясающие часть ЧП.
Однажды в дневное время, как раз после обеда, исчез Брылев — курсант с нашего взвода. Сначала его искало его отделение — бесполезно. Потом к поискам подключился взвод: обошли все ближайшие окрестности — нигде нет. Через час поисков дело приняло серьезный оборот, и после доклада командиру роты искали уже всей ротой. К ужину, неожиданно для всех, Брылев заявился сам. Тут же на него налетели сержанты:
— Ты куда, козел свалил? Сегодня тебе п. ец придет!
Хорошо, за Брылева вступился Жарков. Он строгим голосом несколько раз повторил перед строем:
— Чтобы Брылева никто пальцем не тронул! Не дай бог устроите разбираловку! Головы поотворачиваю!
Потом пришел ротный и провел тот же самый инструктаж. Офицеры знали, что только так возможно упредить верное ЧП. Если бы Брылев отсутствовал всего полчаса, то ничего страшного, безусловно, не случилось бы — сержанты только поддали бы ему сколько полагается в таких случаях, этим бы все и обошлось. Но если наказывать Брылева пропорционально провинности, то сержантам следовало бы его просто покалечить.
Офицеры в тот день так следили за порядком, что сержанты после отбоя даже не отважились провести вечернюю зарядку.
Как выяснилось, виновником в загадочном исчезновении Брылева оказалась хорошая, ясная погода. В тот день его отправили с каким-то мелким поручением. А поскольку день выдался солнечным: птички щебечут, кузнечики стрекочут — вот и не сдержался парень от соблазна прилечь на мягкую, зеленую травку. Приглядел безопасное место на отшибе, чтобы отдохнуть минуток десять, не больше. Но стоило ему туда забраться, как глаза сами собой сомкнулись — и проснулся он только к ужину.
Был в нашем взводе и настоящий побег. Это случилось за несколько дней до принятия присяги. Курсант Елкин — здоровенный рыжий парень — под прикрытием ночи дал тягу по направлению к родному дому. Вот это был настоящий переполох! К концу дня его искала не только рота, а весь полк. Занятия отменили. Взвода выстраивались в цепи и прочесывали на несколько километров прилегающие к части леса и овраги. Все тщетно.
Поздно вечером блудный воин вернулся сам. Как он потом «покаялся» — ему не пришлись по сердцу армейские порядки — вот и решил рвануть куда подальше. Но на полпути одумался и повернул назад. Понял, что жить в бегах — еще хуже, а поймают — дадут срок.
Удивительно, но Елкина тоже не стали наказывать. И опять офицеры по нескольку раз предупреждали: «Елкина не трогать!» — боялись, что его искалечат. А это значит — ЧП! — угроза дальнейшей карьере.
Офицеры отлично знали, что творится в казармах. Знали, что сержанты каждодневно бьют курсантов — так ведь без бития не будет послушного солдата! Поэтому, несмотря ни на что, все продолжало оставаться как и прежде.
…Командир полка долго орал, изрыгая тысячи проклятий, и грозил аудитории кулаком. Под конец эмоциональной речи он вынул из нагрудного кармана свой партийный билет, высоко поднял его над собой и, размахивая им как самой святой реликвией, торжественно произнес:
— Это происшествие ляжет грязным пятном на нашей части. Я даю вам честное слово! Честное слово коммуниста и честное слово офицера! Этих подонков я найду! Из-под земли достану! Найду и посажу в тюрьму!
Закончив на этом оптимистическом утверждении, он, еще возбужденный, покинул трибуну.
Собрание закрыли, а курсантов развели по казармам. Там нас сразу же построили сержанты:
— Рота строиться! Смирно!
Замок соседнего взвода, старший сержант Каратеев — здоровенный и крепкий бугай, выделявшийся своей наглостью и властной самоуверенностью — чтобы его лучше видели, заскочил сапогом на кровать, ухватился одной рукой за дужку верхней койки и, покачиваясь из стороны в сторону, развязано прокричал в строй:
— Что, сынки! Наслушались, что п*дят товарищи коммунисты? А теперь слушайте сюда! Забудьте эти гнилые обещания! Никогда КэП никого не найдет! Я вам скажу больше! — Мы вас как п*дили, так и будем п*дить! Любого отх*рим за милую душу! И не дай бог среди вас заведется стукач — эта гнида живой из учебки не уйдет! — Каратеев спрыгнул с кровати. — А теперь, вольно! Разойдись!
ТРАВМА
Кто был студентом — видел юность,
Кто был солдатом — видел жизнь.
Прошло два месяца. Постепенно сознание и организм стали смиряться с армейскими порядками. Гражданская жизнь уже казалась сказочно далекой-далекой. Подумать только! Еще совсем недавно я мог свободно, повинуясь лишь своим собственным желаниям, пойти в кино или к друзьям, или, что самое невероятное — мог просто лежать на диване и ничего не делать. Все это ушло в прошлое, как будто и не было вовсе. Однако оставалась одна связующая нить с тем чудесным миром. Регулярно раза три-четыре в месяц из дома приходили письма. Какие от друзей, какие от родственников.
Где-нибудь в перерыве между занятиями, взяв у полкового почтальона накопившуюся пачку писем, сержант приступает к их раздаче. Все в нетерпении его окружат, а он выкрикивает фамилии:
— Бояркин!
— Я!
— Подставляй нос! — я закрываю ладонями лицо, а нос оставляю незащищенным. Сержант резко щелкает по носу краем конверта:
— Получай!
Счастливчики, получившие по носу, расходятся по разным сторонам, вскрывают конверты, разворачивают сложенные листы и, отключившись на какое-то время от всего внешнего мира, начинают внимательно изучать их содержание. Хоть и писали в основном о самых что ни на есть пустяках — все равно письма поднимали настроение — там меня ждут, там я снова буду человеком.
Правда, не всегда письма доходили до адресатов. Иногда сердобольные родственники норовили сунуть в письмо купюрку: рубль, трюльник, а то и пятак. И такая материальная забота была всегда кстати: хоть мы и числились на казенном довольствии, но все же тех 4 рублей 80 копеек, выдаваемых нам ежемесячно за службу Родине, было явно недостаточно для покупки разных мелочей, в основном, конечно, сигарет. Однако, частенько эту материальную помощь перехватывали где-то на полпути. Ходил упорный слух, что это дело рук одного бессовестного десантника, который получал и доставлял полковую почту. Зная о том, что в письмах частенько прячутся денежки, он просвечивал конверты, как рентгеном, на свет и, увидев характерное затемнение от банкноты, письмо вскрывал и выбрасывал, а наличные, естественно, отправлял себе в карман.
