Наталья Пронина - Правда об Иване Грозном
Именно с этими «прибылыми» людьми он и поднял мятеж как раз в то самое время, когда Елена еще надеялась уладить все миром, без военного столкновения, как считают историки [80] . Она даже направила к удельному князю делегацию духовенства. Но все оказалось тщетным.
Ссылаясь на то, что царевич Иван еще слишком мал, Андрей откровенно предложил поставить во главе государства самого себя [81] . С такой «программой» он и двинул свои войска на Новгород, рассчитывая поднять против Москвы его жителей, всегда склонявшихся к вечевой вольности, и сделать город базой для дальнейшей борьбы за великое княжение. Но дело не заладилось у него с самого начала. Поддержать Андрея согласилась лишь малая часть новгородских дворян. Новгород же «в целом оказался враждебным мятежу и выслал против старицкого князя вооруженный заслон. В самом городе, под руководством архиепископа Макария началось спешное сооружение дополнительных крепостных стен – на случай осады со стороны мятежников. Оказавшись запертым с фронта и тыла (из Москвы против него тоже послали войска), Андрей Старицкий был вынужден сдаться» [82] и закончил свою жизнь в тюрьме [83] . В целом, все перипетии этих бурных событий самым подробным образом рассмотрены в исторической литературе, однако и они тоже остались «за кадром» у г-на Радзинского…
Но что же царица (именно так с гордостью величают ее все сербские летописи [84] ) Елена? Разгром воинствующей оппозиции, едва не ввергшей страну в кровавую пучину удельных разборок, явился далеко не единственным достижением периода ее правления. Она была молода, умна, энергична. И воистину, как и ее далекая предшественница княгиня Ольга, расправившись с врагами мужа, Елена многое еще хотела сделать, о чем говорят уже даже те краткие пометки, что хранят документы того времени: «Великой княгиней чтено…»
И она действительно многое успела. Выше мы показали, сколь молниеносно пресекла Елена агрессию со стороны Польши-Литвы. Не менее успешные шаги предприняты были и на Востоке, где «ей удалось, сочетая методы военной и политической борьбы против Крымского и Казанского ханств, ликвидировать (хотя бы на время) угрозу вторжения крымцев и казанцев в Русское государство» [85] .
А еще она строила – и это тоже было характерной чертой ее времени. Видимо, как всякий искушенный политик, не слишком доверяя заключенным мирным соглашениям, Елена предпочитала укреплять обороноспособность своего государства более ощутимыми тогда средствами – строительством новых мощных крепостей и основательной реконструкцией старых – как, например, было сделано во Владимире, Твери, Ярославле, Вологде, Новгороде Великом, Перми и других городах [86] . Венцом этого массового строительства явилось сооружение китайгородской стены в Москве, кстати, возведенной именно «по тому же месту, где же мыслил… князь великий Василий ставити» [87] . Интересно, что Елена первая стала требовать участия в городском строительстве всех без исключения слоев населения, особенно боярства и высшего духовенства, а это дало немалые дополнительные средства, способствовало дальнейшему развитию городских центров на Руси.
Ведь рост городов укреплял не только обороноспособность державы, но в еще большей степени – и ее экономику, о которой также не забывало правительство Елены Глинской. Еще во времена Василия III назрела необходимость денежной реформы в Московском государстве. Давно нужно было унифицировать денежное обращение в стране. Но Василий, видимо, просто не успел это сделать. Осуществить такой серьезный, непростой шаг, как введение новой серебряной монеты (по образцу новгородской «копейки» в отличие от старой московской «саблицы»), которая отныне становилась единой для всего государства, и изъятие при этом из обращения немалого количества фальшивых денег – на это решилась его жена. И реформа была проведена…
Вряд ли все это могло осуществиться при женщине, делами которой, по словам Эдварда Радзинского, «заправлял ее любовник». Увы, сей шаблонно-легкий образ Елены Глинской, едва очерченный г-ном писателем, очень мало совпадает с образом реальной правительницы всея Руси, в каждом шаге, каждом поступке которой чувствуется железная воля, отчаянная борьба за интересы своего государства. Будь это иначе, вряд ли тогда потребовалось бы кому-то ее устранять, да еще с помощью яда. Вряд ли она тогда вообще бы мешала кому-то вместе со своим фаворитом, довольствуясь положением марионетки, бездумной куклы в руках бояр. Нет, великая княгиня Елена оказалась другой. Она была жестким и бескомпромиссным продолжателем дел мужа, чем и не устраивала очень многих, за что ее и убили 3 апреля 1538 г. Отныне ее восьмилетний сын Иван, которого впоследствии нарекут Грозным, остался один на один с собственной судьбой…
Говоря об этом, автор книги наверняка лишь для эффектной «связки» текста бросил фразу о том, что царевич Иван горько плакал в день похорон матери. Летописи на сей счет молчат. Скорее восьмилетний отрок, слушая заупокойную службу, стоял молча, как требовал того строгий дворцовый обычай. И лишь тоска, тяжкая, недетская тоска и одиночество были в его больших, внимательных, враз повзрослевших глазах. Он крепко сжимал в руке маленькую ладошку своего пятилетнего брата Юрия, глухонемого от рождения, как бы показывая, что никому не даст его в обиду.
Так и произошло. До самой смерти больного царевича в 1563 г. они всегда были вместе. И в детстве, и в зрелые годы Иван IV неизменно опекал ущербного брата, требуя к нему подобающего уважения. Кстати, уже один сей факт совершенно разрушает легенду о всеобъемлющей жестокости, которая якобы была присуща Грозному с самого юного возраста.
Глава 4 Миф о «первых зверствах» Ивана
Вернемся, однако, к событиям, последовавшим после убийства Елены Глинской. Да, многие тогда «хотели перемен», верно подметил г-н Радзинский. Перемены действительно пришли – страшные, гибельные… Но жертвой их стал не только один воевода Овчина-Оболенский, как это говорится в разбираемом тексте. Жертвой стала вся страна. Тотчас, по словам историка, «из открывшихся темниц вышли целые батальоны соискателей власти» [88] . Были выпущены арестованные Еленой князь Иван Бельский (родной брат которого, Семен, еще в 1534 г. сбежал в Литву и с тех пор не раз участвовал в походах против Руси то вместе с поляками, а то и с крымской ордой) и князь Андрей Шуйский, один из участников заговора Юрия Дмитровского. Выражаясь современным языком, апрельские события вполне можно было бы назвать боярским путчем, ознаменовавшим захват власти реакционной княжеско-боярской олигархией, которая стремилась к восстановлению порядков удельной вольницы. Дорвавшейся до власти оппозиционной аристократией были немедленно отстранены от управления страной ее самые непримиримые противники – митрополит Даниил (тот самый, которого еще умирающий Василий III так просил ни на шаг не покидать Москвы) и дьяк Федор Мищурин. Оба они, по мнению историка, являясь «убежденными сторонниками централизованного государства и активными деятелями правительства Василия III и Елены Глинской [89] , совсем не устраивали победившую клику. Повествуя о том, как верному дьяку отсекли голову, летопись так и говорит: «Бояре казнили Федора Мищурина… не любя того, что он стоял за великого князя дела» [90] .
