Наталья Пронина - Правда об Иване Грозном
Но вернемся к Елене. Всего три года счастья было отпущено ей судьбой. Счастья трепетного, рвущегося, словно огонек свечи на ветру. Косые взгляды бояр, ехидное шушуканье по углам – все это нужно было выдерживать молодой женщине. Однако были малютки-сыновья [62] . И был государь, даже во время кратких отлучек из Москвы писавший Елене самые нежные письма, неизменно тревожась о ее здоровье и здоровье детей [63] . И Глинская не собиралась сдаваться, хотя знала, что ее погибели жаждут очень многие и многие готовы уничтожить сию же минуту вместе с сыновьями.
Наверное, княгине потребовались все душевные силы, весь неукротимый нрав, унаследованный ею от славных и гордых пращуров, чтобы устоять, когда все вдруг неожиданно оборвалось и могло вот-вот рухнуть. Но Елена не допустила этого, доказав, что все-таки «не одной красотою привлекала она сердце Василия» [64] .
Государь неожиданно тяжело заболел и умер, едва успев благословить на царство трехлетнего сына Ивана. Как верно отмечает г-н Радзинский, еще «никогда Русь не знала такого малолетнего царя!». Однако далее идут слова, опять-таки весьма лишь приблизительно передающие реальные исторические события: «Правительницей стала его мать…» Да, Елена стала правительницей, но отнюдь не сразу после смерти супруга и вовсе не так просто, как это выходит у автора книги.
По закону она не имела права даже претендовать на звание правительницы – на Руси не существовало традиции и юридических норм передачи власти женщине. Как утверждают историки, руководствуясь именно этим правилом, умирающий Василий образовал при своем малолетнем сыне-наследнике регентский совет в составе семи знатнейших (и как он надеялся, наиболее преданных) бояр. Возглавлять совет назначен был уже достаточно известный нам князь Михаил Глинский, к коему перед смертью государь обратился с последней просьбой: «Пролей кровь свою и тело на раздробление дай за сына моего Ивана и за жену мою…» [65] Именно этот регентский совет и должен был править страной от имени Ивана вплоть до его совершеннолетия. Самой Елене предоставлялся лишь обычный вдовий удел, как это было издавна заведено на Руси.
Но… мать Ивана Грозного, видимо, просто не посчитала возможным довольствоваться только этим уделом. Действительно, «через полтысячи лет после легендарной княгини Ольги» [66] власть на Руси снова взяла в свои чуткие, сильные руки женщина. Вероятно, как и княгиня Ольга, она решилась пойти на это ради памяти своего мужа, дабы не погибло дело, коему служил он всю жизнь. А значит, ради будущего Руси. Ради будущего своего дитяти, которого тоже ждала лютая гибель, случись что худое со страной. И какая мать поступила бы иначе?..
…Назначенный Василием регентский (или опекунский) совет во главе с Михаилом Глинским, который создан был для того, чтобы «не допустить ослабления центральной власти» [67] , своей миссии выполнить не смог. «Передача власти в руки опекунов вызвала недовольство боярской думы (сильно натерпевшейся из-за пренебрежительного к ней отношения в годы правления Василия III и теперь пожелавшей взять реванш. – Авт. ). Между душеприказчиками почившего государя и руководителями думы сразу возникли напряженные отношения. Польские агенты живо изобразили в своих донесениях положение дел в Москве: «Бояре там едва не режут друг друга ножами…» [68]
Именно этим и воспользовался, как не раз уже делали его предшественники, польский король Сигизмунд I. Прошло лишь чуть более полугода после смерти Василия, как Сигизмунд, прекрасно осведомленный о начавшихся на Руси междоусобицах и резком ослаблении власти, цинично потребовал вернуть Польше всю Северскую землю, Чернигов и Смоленск, с таким трудом отвоеванные у нее Москвой. Свои требования король подкрепил походом польских войск под командованием Андрея Немирова на Черниговщину. Вместе с тем тревожные вести шли и с восточных границ, где участились набеги казанцев. Ситуация сложилась критическая, но ни глава регентского совета князь Михаил Глинский, ни глава боярской думы князь Иван Овчина-Телепнев-Оболенский все не могли поделить полномочия и приступить к решительным действиям. Еще бы! Ведь согласно древней системе местничества Овчина-Оболенский был значительно выше по положению, нежели «выдвиженец» Василия III – Михаил Глинский…
И тогда… И тогда молодая княгиня-вдова (не более 25—28 лет было ей в тот момент) решила сделать свой выбор. Не хуже усопшего супруга зная заносчивый норов дяди Михаила, памятуя его демонстративную измену в решающем бою под Оршей, она решила обезопасить себя и своих детей от его непредсказуемых действий. По ее приказу князь Михаил Глинский был арестован и снова заточен в тюрьму, где скончается в 1535 г. Одновременно тонко, истинно по-женски лавируя между противоборствующими боярскими партиями, она приблизила к себе, казалось бы, злейшего врага – главу оппозиционной боярской думы – Ивана Овчину-Телепнева-Оболенского. Но именно он и стал ее главным советником.
Фактически, как считают многие историки, Елена узурпировала власть. Но был ли у нее какой-либо иной выбор, чтобы спасти положение? Результаты совершенного ею переворота не заставили себя ждать. Например, в той же войне с Польшей «реакция… Елены Глинской была мгновенной: в конце 1534 г. московские войска под командованием боярина, князя Ивана Овчины-Телепнева-Оболенского вступили в Литву и опустошили Полоцк, Витебск, Браславль, дошли почти до Вильно (столицы) и, нанеся литовской территории большой ущерб, вернулись, практически не понеся потерь » [69] . И немудрено! Князь Овчина-Телепнев-Оболенский был лучшим русским воеводой того времени. Уже в войнах начала 30-х годов он успешно командовал передовыми полками русской армии, так что сам государь Василий III высоко оценил заслуги еще совсем молодого воеводы, пожаловав ему титул боярина. Воистину княгиня Елена хорошо знала, кого выбирать себе в советники…
Поговаривали, правда (злых языков хватает всегда и везде), что даровитый воевода – всего лишь любовник молодой вдовы и именно это вознесло его на вершину власти и славы. Заурядную сию версию не преминул повторить и Э. Радзинский, легко обойдя мнение историка о том, что «простое знакомство с послужным списком Овчины убеждает: карьеру он сделал на поле брани, а не в великокняжеской спальне» [70] .
Елена жестоко расплатилась с Сигизмундом за его подлую попытку воспользоваться русским «нестроением». В следующем, 1535 г. войско Ивана Овчины-Телепнева-Оболенского повторило рейд в Литву и выжгло города Кричев, Радомль, Мстиславль. Одновременно на север ею послан был боярин А. Н. Бутурлин. Там, на литовско-русском пограничье, по приказу княгини Елены у озера Себеж была построена мощная оборонительная крепость – Ивангород-на-Себеже [71] (позднее город Себеж). И поляки срочно запросили мира. Такова была она, «чужеземка» на русском престоле…
