Глеб Сташков - Записки купчинского гопника
– Хрен с ней, с буфетчицей, – кричали все вокруг. – Бухнем от души! Доставай! Наливай!
Я повторил сентенцию Ронсара про постель и могилу. Большого успеха не имел, но кое-как прокатило.
Мы славно выпили. Нас проводили до железнодорожного моста и даже подарили на прощание литр какой-то сивухи.
Тут надо отметить, что с правобережного Толмачева в левобережное люди ходят через железнодорожный мост. Напрямик. На машине нужно делать большой крюк, чтобы проехать через автомобильный мост.
Мы вернулись в наше – деревенское – Толмачево и уселись на автобусной остановке. Если кто в Толмачево пьет, то всегда на автобусной остановке.
Про Аркашу с пианисткой мы забыли. И вдруг он подкатывает. На мопеде. Бухой в дупелину.
– А где пианистка? – спрашиваем мы.
– Потерялась, – говорит Аркаша и смеется.
– Как потерялась?
– Сказала, что вас собираются убивать. Потребовала, чтобы я немедленно отвез ее домой.
– И ты бросил товарищей в беде?
– Я… я хотел… я не хотел… не мог, – бормочет Аркаша и лезет целоваться. Ко всем по очереди.
– А дальше? – спрашиваем мы.
– Дальше мопед заглох.
– Где?
– На Киевском шоссе.
На Киевском шоссе – это километрах в семи.
– Но ты же, – говорим, – как-то доехал.
– Дайте выпить.
Мы налили Аркаше полстакана.
– Я мопед заводил, заводил… заводил, заводил… и вдруг он поехал.
– Ты уехал и бросил пианистку черт знает где?
– Я хотел развернуться, но не смог.
– Идиот.
– Я не идиот, – кричит Аркаша. – Я сейчас мопед заведу и поеду за ней. За моей, – говорит, – пианисткой.
– Не сможешь ты его завести, – мрачно констатирует Толик.
Он, разумеется, прав. Мотор, конечно же, не заводится. Видимо, наступила полночь, и мопед, как положено, превратился в тыкву.
– Смогу! – кричит раздухарившийся Аркаша. – Я все могу! Хотите, сяду и насру посреди дороги?
Мы равнодушно пожимаем плечами. Хочет – пусть насрет. Даже забавно.
Аркаша садится на дорогу, спускает штаны и начинает гадить. Серьезно и сосредоточенно.
Вдруг вдали слышится гул. Аркаша оглядывается и видит, что на него едет машина.
Он пытается, так сказать, закончить с испражнением и надеть штаны. Но, как известно, это дело легче начать, чем закончить.
Машина останавливается, и в свете фар блестит белоснежная Аркашина жопа.
Через некоторое время из машины выходит пианистка. Как потом выяснилось, она эту машину на шоссе поймала и попросила подвезти.
Пианистку просто узнать нельзя. Глаза выпучены. Губешки дрожат. Хочет чего-то сказать, да не может – задыхается от гнева и ненависти.
– Это… это я от любви, – крикнул Аркаша.
Пианистка любовный порыв не оценила. Ушла и даже не улыбнулась. Аркаша неделю ходил к ней в гости, но она не принимала. Любовь всей жизни увяла, не успев расцвести.
– Он же хороший, просто выпил лишнего, – сказали мы пианистке при встрече. По сути, мы всего лишь повторили слова, которые она сама когда-то говорила.
– Нет, – ответила пианистка. – Теперь я знаю, какой он на самом деле. На дороге он, можно сказать, показал свою сущность.
– Он жопу показал, а не сущность, – заметил Толик.
– Он показал сущность, – сказал я. – Просто она предстала нам в виде жопы.
Пианистка ничего не сказала и ушла играть то ли Шопена, то ли Бетховена то ли на пианино, то ли на фортепьяно – я не разбираюсь.
Глава пятая
Карьеры и карьера
Мы погрузились в машину. Оператор с камерой сел на первое сидение, а я с Жорой и Аней сзади.
– Здесь карьеры чудные, – сказал шофер. – Я там недавно купался.
– Там как раз недавно холерную палочку обнаружили.
– То-то, я смотрю, у меня живот болит.
– Ты сходи на карьеры покакай. Там кустики есть, – посоветовал Жора, а оператор, вспомнив мой рассказ, вставил:
– Только не на шоссе.
Все посмеялись непритязательным шуткам.
– А я бы не бросила парня только за то, что он… ну… покакал на шоссе, – сказала Аня, традиционно покраснев.
– Парню просто не повезло, – согласился оператор.
– Что есть повезло, а что есть не повезло? – задумчиво спросил я.
Когда в детстве я занимался фехтованием, у нас один деятель колол шпагой в мишень. Излишне надавил – шпага переломилась и воткнулась ему наконечником прямо в лоб. Постояла с полминуты и упала. Повезло ему или нет?
– Конечно, повезло, – сказала Аня. – Шпага могла бы воткнуться в глаз.
– Тогда другой пример. Из той же области. Другой деятель фехтовал без бандажа. Знаете, что такое бандаж?
Все знали, что бандаж – это такая штука, которую надевают на яйца.
Плохому фехтовальщику, как и плохому танцору, яйца мешают. А яйца в бандаже мешают даже хорошему фехтовальщику. Уверен, что храбрый гасконец д’Артаньян фехтовал без бандажа. Вот и наш деятель – без бандажа.
Все остальные тоже фехтовали без бандажа – и нормально. А этому противник разрезал мошонку.
– Ужас! – взвизгнула Аня.
– И чего? – засмеялся оператор.
– Ничего. Приехала «скорая», вставили яйца обратно и зашили.
Все помолчали.
– Повезло ему или нет?
– Конечно, не повезло, – сказала Аня. – Бедненький.
Казалось, она сейчас заплачет. Или побежит разыскивать бедолагу с заштопанной мошонкой, чтобы проверить, в порядке ли его агрегат после хирургического вмешательства.
– А, по-моему, повезло, – назидательно сказал я. – Мошонку же заштопали, а могли, предположим, не успеть. К тому же человек нарушил технику безопасности, поэтому о невезении вообще не может быть речи.
– Зачем же вы нам об этом рассказываете? – спросила Аня.
Я не знал – зачем. Я редко знаю, зачем и о чем рассказываю. Но тема везения мне определенно нравилась.
– Все это ерунда, – встрял шофер. – Вот у меня был случай, так это случай. Знакомый пошел к тестю на день рождения и прихватил бутылку шампанского. Открыл он, значит, шампанское, а пробка вылетела, разбила новую люстру и выбила тестю глаз.
– Новый? – спросил Жора.
– Что?
– Глаз, говорю, новый?
– Нет, – сказал шофер. – Глаз старый, но тесть его очень любил.
– Ты его не слушай, – обратился ко мне Жора. – Он вечно всякую чушь придумывает.
– Ничего я не придумал. Истинная правда. Клянусь честью, правда, – несколько старомодно убеждал шофер.
Я давно заметил, что в телебригадах шоферы обычно самые общительные. А корреспонденты, как правило, хмурые и неразговорчивые. По уму, это шоферы должны служить корреспондентами, но то ли природа, то ли начальство всегда что-то путает.
Тем временем шофер рассказал вторую историю.
Завела себе старушка карту в Сбербанке.
– Никому ее не давайте, – сказали старушке.