Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи - Плескачевская Инесса
– Жизель – не она, – соглашается Сергей Радченко. – Наивная девочка – это Уланова, Катя Максимова. Это все знали, и Майя в том числе.
– Ум какой надо иметь, чтобы не лезть туда, где тебе не очень, – говорит Елена Радченко
– Так она очень умная была, – подтверждает Сергей.
Известный балетный критик Александр Фирер задавал этот вопрос Майе Михайловне напрямую: почему вы не станцевали Жизель? И она ответила: значит, не очень хотела.
– Должен сказать, что Майя Михайловна вообще не очень любила инфантильность. Тем не менее она начала репетировать. Она репетировала Жизель с женой Леонида Лавровского, который поставил этот спектакль, Еленой Георгиевной Чикваидзе. И она мне рассказывала, что Майя Михайловна была совершенно гениальная в первом акте на репетициях, особенно в сцене сумасшествия. В ней Майя Михайловна подходила к каждому и смотрела в глаза. И у всех стоял ком в горле от того, как она это делала. Поэтому Елена Георгиевна сожалела, что Майя Михайловна не станцевала. А лично я думаю, что и во втором акте она была бы по линиям невероятная. Потому что мы знаем, например, как она прелюд Баха танцует, с ее линиями.
– То есть она все-таки репетировала, но…
– В конце концов не станцевала, да. Не знаю, сколько этих репетиций было.
Уланова была невероятной Жизелью, и об этом сама Плисецкая пишет в своей книге, отмечая, что совершенно непостижимым образом ей удавалось стать невесомой тенью во втором акте – казалось, что она не касается пола. Она была невероятной Джульеттой и невероятной Марией, но ее всемирной славы не случилось бы, если б не первые гастроли Большого театра в Лондоне в 1956 году. Улановой было уже 46 лет, и это был ее единственный – первый и последний – шанс.
– Она своим мастерством покоряла… а мастерство у нее было высочайшее, все роли были отточены, – говорит Борис Акимов. – Уланова танцевала мало ролей, но все на высоком уровне, актерски все сделано было потрясающе. Она каждый пальчик в зале продумывала, у нее все было четко. Недаром все мужья у нее были режиссеры драматические. Но если бы в пятьдесят шестом выехала молодая Плисецкая, то, может быть… Здесь были нюансы. И никто не знает, почему ее – блестящую, молодую, только что пришедшую, тогда не взяли. И Майя Михайловна всегда об этом размышляла. К сожалению, здесь много очень подводных течений.
Но Валерий Лагунов утверждает, что точно знает, почему 28-летняя (самый расцвет!) Плисецкая не поехала в Лондон:
– Она-то все правильно сделала для себя, Галина Сергеевна. В Большом театре часто менялось руководство, Лавровского назначали несколько раз и снимали, Петра Гусева, Захарова, Вайнонена. Всех балетмейстеров назначали – снимали, назначали – снимали. А в пятьдесят шестом году балетом руководил Гусев. К нему подошла Галина Сергеевна и говорит: «Петр Андреевич, вы знаете, я бы хотела, чтобы Майя Плисецкая не ездила в эту поездку». Гусев был человек высочайшей культуры и нравственности. Он открыл глаза и говорит: «Я вас не понимаю, Галина Сергеевна». Уланова на него посмотрела холодно и сказала: «Зато я все поняла». Повернулась и ушла. На следующий день Гусев был снят с этого поста. Вы понимаете, какая штука… Она была главной примой и ее поддерживало все Политбюро: Косыгин, все эти вечера, я сам танцевал на этих вечерах. И там все очень круто было завязано. И газеты об этом писали, и все это раздувалось – ну, как это делается. Другим было трудно. И вот эта поездка – пятьдесят шестой год. Уланова выступила триумфально, конечно. Она балерина великая, несомненно. Чем она великая? Она первая в искусстве показала на сцене живого человека – простого, нормального, с нормальными страстями и переживаниями. В «Жизели» в первую очередь, в первом акте. Она там даже косолапо стоит иногда. Уланова хорошая актриса и умная очень. Большого таланта, очень большой драмы актриса. И потом Джульетта. Тоже имеет значение: балет на нее был поставлен, когда она уже танцевать не могла. А у нее данных-то нет, у нее же быстро ушли классические балеты, а драмбалет вошел в моду. Ей очень повезло. Она Марию станцевала в Ленинграде – не первая исполнительница, первой была Вера Петровна Васильева, жена Голейзовского. Красавица. И рисунок, и подъем, и все. Но о ней никто не говорит, потому что потом была Уланова, а ее начали, конечно, раздувать.
Борис Мессерер рассказывает другую версию того, почему Плисецкая не поехала в 1956 году в Лондон. А ведь в буклетах, изданных в Великобритании к тем гастролям, были ее фотографии!
– Ее не пустили в последний момент. Там произошла какая-то дурацкая история, что вычеркнули, по каким-то тоже гэбэшным соображением, вычеркнули Александра из списка (соображения такие действительно были: родственников не выпускали за границу одновременно, боялись, что сбегут. – И. П.). И она разгневанная пошла, уставшая безумно после многочисленных репетиций, класса, где-то в середине дня пошла в дирекцию выяснять почему, что случилось. Тогда Чулаки был директор, но она его не застала. И, безумно измученная днем, не могла его долго ждать, потому что хотела отдыхать, вечером у нее какой-то спектакль был. И она не могла там сидеть в кресле и ждать, хотела лечь отдохнуть. И написала какую-то такую записку Чулаки такого содержания: если Александр вам не нужен, то, может быть, и я вам не нужна? Примерно такой, нейтрального совершенно смысла, но – документ, написанный рукой! А это тогда безумно преследовалось. Это всегда преследуется, но… И вот на этом основании, из-за этого поступка… И вот она переживала, мне звонила часто. Я всегда был с ней довольно близок.
Но вернемся к версии Валерия Лагунова. Мы сидим с ним в атриуме Большого театра – просторном, открытом со всех сторон помещении, где дают интервью журналистам, пьют кофе и болтают о чем угодно артисты, музыканты и репетиторы. Я перевариваю то, что сейчас услышала. Кажется, об этом еще никто не говорил, но то, что некоторая напряженность между Галиной Сергеевной и Майей Михайловной всегда (ну, если не всегда, то очень долго) существовала, ни для кого не секрет. В 1974 году Плисецкая дала интервью «Литературной газете», быстро ставшее скандально знаменитым из-за этих строк: «Недавно я смотрела еще один фильм о балете, снятый лет двадцать назад, там в одном из номеров диктор говорит: “Смотрите, как потрясающе”. А мы видим корявые движения балерины, просто пародию на балет, и это ничего кроме смеха, причем громкого, не вызывает. А в другом эпизоде мы смотрим трепетную такую-то в такой-то партии, а я вижу бледный недопеченный блин». И все (кроме, пожалуй, редактора «Литгазеты», выпустившего эти слова без правки) поняли, о ком идет речь: о, так это ведь про Уланову!
Майя Михайловна была человеком стихийного – а значит, взрывного темперамента. Как говорил Юрий Темирканов, она видела мир и людей в белых или черных красках, не признавая полутонов. За два года до этого «недопеченого блина» Плисецкая как хореограф и исполнительница главной роли готовила балет «Анна Каренина» на музыку Родиона Щедрина. Министром культуры СССР тогда была Екатерина Алексеевна Фурцева, устроившая обсуждение нового балета. Уланова там тоже была и молчала – она чаще всего молчала и свою точку зрения при большом скоплении людей не высказывала. Но, похоже, Фурцевой наедине все уже сказала. И Фурцева – женщина тоже темпераментная и прямая – обратилась к Улановой: «Вот вы, Галя, скажите, что вы думаете об “Анне Карениной”?» Уланова замялась. «Нет-нет, – не отставала Фурцева, – вы скажите то, что вы мне говорили». И тогда Уланова быстро-быстро заговорила, что это такой драмбалет, мы в свое время делали такие, но сейчас это направление не очень перспективное, и здесь не очень получилось. В общем, высказалась против, и Плисецкую это возмутило. И в итоге появился «недопеченый блин», который запомнили все, позабыв все то хорошее, что Майя Михайловна говорила о Галине Сергеевне до этого.
Валерий Лагунов про это интервью у Плисецкой, конечно, спрашивал: чем были вызваны ее выпады против Улановой и Григоровича («одни и те же движения, деградировал»). Другу она ответила откровенно: «Григорович – понятно, он всегда мешал мне работать. Уланова – впервые выступила против меня на обсуждении “Анны Карениной”. Как ты знаешь, моему спектаклю устроили еще один просмотр, на котором Улановой не было. Спектакль просуществовал довольно долго. Почему она так поступила – я не знаю. Может быть, ее задело, что моя фамилия стояла в балетмейстерах. Однако после моего интервью Григорович сам занялся ее юбилеем. И она получила первого “Героя”. Выходит, я ей помогла его получить. Но высказывания Улановой обо мне стали очень осмотрительными и, я бы сказала, позже – положительными».
