Всеволод Глуховцев - Александр Первый: император, христианин, человек
Из Петергофа Александр поехал не в Красное Село, а в Царское, где находилась Елизавета Алексеевна. Заходить к ней не стал, отправил с фрейлиной краткую записку: «Elle est morte. Je recois le chatiment de tous mes egarements».
Она мертва. Я наказан за все мои грехи.
12
После похорон государь отправился в Грузино к Аракчееву, инспектировать военные поселения.
Вероятно, этой поездкой Александр хотел заглушить терзавшую его боль – в дороге ему вообще было легче, а кроме того, Аракчеев был для императора давнишним, испытанным обезболивающим: с ним рядом сразу делалось легче, и обзор новгородских поселений был просто анестезией. Конечно, память и боль кривыми зубьями цепляли душу, грызли её… но в движении, в повседневных делах, в разноворах с Аракчеевым было всё-таки полегче. Иной раз даже возникала мысль – а может, дело-то не так и скверно? Может, удастся искупить грех?..
За последний год Александр очень сблизился с женой. Они давным-давно привыкли жить в равнодушно-мирном отдалении друг от друга; обоим им было вполне комфортно. Но вдруг – болезнь! Александр вдруг почувствовал, что рядом кого-то не хватает, пусто, тревожно без кого-то…
Оказалось – без жены. Она не отходила от больного мужа, ухаживала за ним – и болезнь отступила. Вместе супруги победили её… Потом, правда, возникла было прежняя осторожная дистанция, но смерть Софьи вновь привела Александра к императрице. Мир отнял у него даже маленький уголок покоя – и где теперь найти другой?.. Конечно, Александр нашёл его рядом с женой. Последний, уже самый последний уголок… Александр и Елизавета сделались неразлучны в высшем смысле этого слова – внешняя разлука не в счёт.
Разлучаться всё-таки пришлось. В августе, как всегда, император предпринял вояж по стране. На сей раз он поехал на восток, за Волгу, к Уральским горам, где ещё никто из царей не бывал. Александр заехал в казахские степи, пообщался с местной кочевой аристократией, затем повернул на север, к башкирам, там провёл военный смотр: лихие башкирские конники, герои Наполеоновских войн, продемонстрировали государю чудеса джигитовки [32, т.6, 374]… После этого Александр прибыл в Уфу.
Что представлял собой город Уфа в 1824 году?.. Статистика сохранила точные данные за 1825-й – надо полагать, за год немногое прибавилось.
Лиц мужского пола – 4017, женского – 3572. Каменных домов – 5, деревянных – 1084. 8 церквей, 1 монастырь, 2 учебных заведения [каких?.. – В.Г.], 2 – богоугодных, 2 – трактирных, 8 питейных домов и 1 баня [62, 83].
Мы не знаем, учтена ли среди этих восьми церквей та, начало которой в сентябре 1824 года положил сам Александр I, опустив первый камень в её основание [46, 58]. Она, конечно, построена была ещё не скоро: освятили храм, получивший имя Святого Александра Невского в 1836 году, спустя немало лет. Здание, кстати, было замечательное, в лучших традициях классицизма: изящное, элегантное, с чётко выверенными пропорциями… Сейчас его, разумеется, нет.
Из Уфы император отправился дальше на северо-восток, в Демидовские края, страну тёмных лесов, железных руд, огненных печей, сталеваров и кузнецов. Побывал в Сатке, Миассе, Златоусте, Красноуфимске, Екатеринбурге… Изо всех названных населённых пунктов Красноуфимск вызывает более всего пересудов в разговорах об императоре Александре: именно в окрестностях этого городка, в том же 1836 году, когда в Уфе освятили храм Александра Невского, неведомо откуда возник пожилой, не помнящий родства бродяга Феодор Козьмич. И тут уж начинаются сопоставления…
Екатеринбург, «город бабушки» – самая восточная точка этого путешествия и вообще всех земных странствий императора Александра. Отсюда он пустился в обратный путь. Пермь – Вятка – Вологда – Тихвин… 23 октября император был дома в Царском. Наверное, был рад возвращению. Уютный уголок, который у него пока не отняли: Елизавета Алексеевна! она здесь, они вместе, можно хоть на время забыть о мраке, обступающем со всех сторон. Да, от него не убежать, не скрыться, это уж понятно – но хотя бы несколько дней…
Судьба подарила Александру даже больше: две недели. А потом наступило седьмое ноября.
13
Нева – исключительно полноводная и напористая река, хотя и коротенькая (всего-то 75 километров). Она широкая, довольно глубокая и течение в ней быстрое – через поперечную площадь русла она прогоняет в единицу времени очень большой массив воды. Это с одной стороны хорошо, с другой плохо; плохая сторона чаще всего проявляется в ноябре, когда над Финским заливом дуют сильные северо-западные ветра, загоняющие морскую воду в устье Невы. Балтийский поток сталкивается с естественным невским течением – и воде остаётся лишь подниматься, затопляя побережье, то есть город Санкт-Петербург.
Неприятную особенность местности пришлось испытать на себе самому основателю города: Пётр начал строительство системы каналов, должных отводить избыток воды в критических случаях, и потом это строительство продолжалось… но при таких наводнениях, какие иной раз случаются в устье Невы, никакие каналы помочь не способны. Во вторую половину XVIII века Петербург топило почему-то особенно часто: 18 ноября 1755 года, 25 августа 1762-го, 20 ноября 1764-го… и, наконец, то самое, сильнейшее затопление 12 ноября 1777 года, предшествовавшее рождению Александра и породившее упорные зловещие слухи о том, что это было предзнаменованием; что раз уж появление на свет царственного младенца предварилось такой катастрофой, то следующая будет вестником чего?.. Страшно вымолвить.
В течение сорока шести лет бедствий не было. Неприятности погодные, конечно, случались, но во вменяемых пределах. Мрачные прорицания не то, чтобы позабылись, а как-то сгладились, с ними привыкли жить, как привыкает жить чахоточный со скрытой формой туберкулёза…
И вот сорок седьмой год.
Перед рассветом 7 ноября 1824 года с Петропавловской крепости тревожно захлопали холостые пушечные выстрелы, отмечавшие прибыль воды. Императрица Елизавета Алексеевна слышала их сквозь сон; она вообще плохо спала ночь, ощущала нудную головную боль, встала невыспавшейся и разбитой… и тут её настиг ещё один сюрприз: когда затопили камин, дым повалил в комнату. Сперва подумали было – забился дымоход; но выяснилось, что западный ветер усилился настолько, что напрочь забивает трубы: дым просто не может идти вверх.
Из окон дворца видно было, как чудовищно вздулась Нева: свинцово-серые волны плескались вровень с парапетом, тысячи брызг летели над ними веером. И такое же свинцовое небо опустилось, едва не цепляя Петропавловский шпиль – город точно застыл в смертном испуге меж двух стихий…
