Инга Мицова - История одной семьи (ХХ век. Болгария – Россия)
Дня за три до сессии у меня ночью начались сильные боли в средних пальцах правой ноги. Сильная режущая боль внезапными частыми ударами и судороги, потрясающие все тело. И сердце разрывалось, я с ума сходил. Перепробовал все лекарства, которые были у меня, – ничего не помогало. Всю ночь не мог глаз сомкнуть. Часов в 7 утра заснул. Проснулся в 9, думал позвать невропатолога, ибо на больном месте не было ни опухоли, ни красноты, ни жара, только кожа чуть бледная. Боли не стихли, но стали слабее и реже. Прочел всю медицинскую энциклопедию, даже твою хозяйственную энциклопедию. Часов в 12 позвонила Оленька (внучка, дочь Володи. – И.М.), пригласила обедать, было воскресенье. Я ей сказал, что не могу ходить. Она позвала Вову. Тот сказал, что подозревает кое-что, что могло быть у меня, и что он через час перезвонит. Он нашел очень хорошее лекарство – их аптека была дежурной. Оказывается, у меня был приступ подагры. Я каждый день ел мясо – куплю 1–2 кг, запеку и ем. Вот тебе и мясо! Теперь сижу только на молоке, масле и зелени. Напугал меня этот приступ. Но к сессии я был более-менее работоспособен.
Сессия была посвящена пятнадцатилетию эры космонавтики и 55-летию Октябрьской революции. Из короткого папиного письма видно, как это трудно – организовывать международную встречу, особенно в одиночку. Особенно когда тебя не все понимают и принимают. «Хариевцы» и «насковцы» – это папины недруги. Про Наскова я знаю только понаслышке, кажется, он был прихвостнем Хариева. Про Хариева знаю больше. Я уже писала, что в Большой советской энциклопедии в статье «Болгария» на фотографии запечатлен отряд партизан в сентябре 1944 года. В четвертом ряду крайняя справа – молодая девушка с автоматом через плечо. Это – Люба Хариева. Как она гордилась свои мужем в первые годы нашего знакомства! И красивый, и бывший партизан, и успешный в работе. Помню, как мне были близки ее слова накануне отъезда мужа (его, как когда-то папу, послали учиться в Ленинград в ВМА). Маленькая, тоненькая, почти девочка, она что-то укладывала в чемодан и плакала. Мука расставания – это было мне знакомо, как знакомо и то, что она рассказывала: «Казалось, два месяца его каникул – это много, но еще до их начала я начала плакать, предчувствуя этот день. Как быстро прошло время, опять он уезжает на год!» Мы сидели с мамой, смотрели на ее тонкие обнаженные руки, на большие черные заплаканные глаза. Нам было жаль ее.
Через год или два она скажет совсем другое: «Вера Вячеславовна, я его ненавижу. Он мне изменяет, он насмехается надо мной… Он не стыдится приводить женщин прямо к нам в дом, ложиться с ними в нашу постель, я потом стираю за ними простыни…». Она развелась с Хариевым. Потом занималась общественной работой. Мы с ней потеряли связь еще до их развода. Хариев, окончив ВМА, стал папиным начальником. Я не помню, какую должность он занимал – кажется, он руководил медицинской службой в Военном министерстве. И он стал папиным врагом.
Другое дело, в которое папа погрузился целиком, связано с именем давно забытого человека. Это был первый встреченный папой русский парень, веривший в светлое будущее, его соратник по Плевне. Прошло пятьдесят наполненных событиями лет, но папе не давала покоя мысль: погибший герой неизвестно где погребен…
В предисловии к книге «Митрофан Васильевич Шелепугин» папа пишет:
«Как скромный сотрудник Шелепугина тогда и как медицинский работник и советский воспитанник в настоящее время, считаю своим долгом преподнести свои давнишние воспоминания… сопровожденные объективными данными. Для написания книги я использовал материалы Центрального государственного исторического архива в Софии, архива ЦК Советского Красного Креста, некоторых отделов Главного архивного управления при Совете Министров СССР, архива Министерства иностранных дел [СССР], [Государственной] библиотеки [СССР] им. Ленина и др.
София, февраль 1973 г.»
Потребовалось четыре года для розыска материалов, но «полученные результаты оправдали все усилия и проделанный мною путь длиной в двенадцать тысяч километров “на земле, в небесах и на море”».
Член Центрального бюро Союза возвращения на родину (Совнарод), бывший белый офицер, Шелепугин в то время, когда папа был секретарем комсомольской организации в Плевне, преданно служил новой России. Шелепугин содействовал развалу остатков армии Врангеля и возвращению офицеров и солдат на родину. В 1922 году при участии папы Шелепугин достал и отправил в Москву архив генерала Кутепова, командующего белогвардейскими частями в Болгарии. До весны 1923 года в Советский Союз уехали более 11 000 русских эмигрантов. По этому поводу газета «Таймс» от 10 января 1923 года писала, что значительная часть белогвардейских офицеров в Болгарии стала жертвой большевистской пропаганды.
Я приведу несколько отрывков из папиной книги.
«Любимым выражением Шелепугина было: “Я уеду, когда отправлю всех”.
Шелепугин был высокого роста, синеглазый, с застенчивой располагающей улыбкой, с русыми длинными волосами, расчесанными на пробор. Выправка у него была военная, ходил очень прямо, широко шагая, быстро, размахивая руками. Когда убеждал кого-нибудь, говорил тихо, задушевно, без жестикуляции. Но если сердился, опускал голову, сосредоточенно глядел в сторону, чтобы не проблеснул гнев или несогласие в его глазах. Он появляется незаметно, тихо и начинает осторожные разговоры с отдельными белогвардейскими военными… Чтобы умами участников белой армии завладело советское сознание, необходимы были не только уравновешенность, такт, но и умение проникнуть в сердца солдатской массы…
Тихо шепчущаяся группа, сосредоточенный вид слушателей, их задушевные, тихо заданные вопросы, благодушный вид Шелепугина – вся эта встреча походила на собеседование апостола с учениками.
В то время мы считали, что работаем очень много. Но наша занятость ни в какой мере не могла сравниться с деятельностью Шелепугина. В его кипучей деятельности не было места ни для прогулок, ни для отдыха. Когда очень уставал, он выпивал бутылку водки и ложился спать. А когда просыпался, выходил во двор дома 13 на улице «Х. Димитров», где жил, набирал ведро холодной воды из колодца, погружал туда голову и после этого работал целую ночь…»
А вот незабываемая встреча с посланцем из Москвы.
«Однажды Митрофан мне сказал:
– Хочешь увидеть настоящего большевика? Только тогда мы должны переночевать в твоем доме.
…Они разговаривали, а меня била дрожь. Большевик рассказывал о трудных конспиративных условиях в Югославии, о беспокойстве, которое создают белогвардейские террористические организации в Болгарии».
