Дэвид Шилдс - Сэлинджер
Лоренс Гробел: Когда в 1980 году я брал интервью у Трумена Капоте, мы поговорили о Сэлинджере. Капоте сказал, что из заслуживающего доверия источника ему известно, что Сэлинджер продолжает писать или уже написал пять или шесть новелл, но журнал New Yorker отверг все эти произведения. Тогда я сказал Капоте: «Вы действительно верите в то, что New Yorker в его нынешнем положении отвергнет произведения Дж. Д. Сэлинджера?» И Капоте ответил: «О, разумеется, они могут это сделать. Они ведь не художники».
Пол Александер: Я беседовал с Роджером Энджеллом, который долгие годы был редактором художественной литературы в журнале New Yorker. Энджелл со всей определенностью сказал мне, что если бы в период, начиная с 1965 года, в журнал попало бы какое-то произведение Сэлинджера, редакция нашла бы возможность опубликовать его, хотя бы только потому, что это имело бы историческую ценность. Трудно представить, что Капоте знал бы что-то такое, чего не знал бы Энджелл, редактировавший в журнале художественные произведения.
Фиби Хобан: Да, можно поверить в то, что Сэлинджер в течение трех или четырех десятилетий посылал произведения в New Yorker, где эти произведения отклоняли. Я слышала, что когда Шон еще был редактором, он отверг, по меньшей мере, одну рукопись. Сэлинджер верил в Шона, который очень бережно относился к Сэлинджеру и брал его под защиту. Подумайте об этом так: Сэлинджер ушел от мира 40 лет назад. Вполне возможно, что Сэлинджер полностью утратил связь с действительностью и больше никак не мог осмысленно отражать эту реальность в литературе. Вполне возможно, что произведения, которые он посылал в New Yorker, страдали от этой потери связи с действительностью, и люди, которые любили Сэлинджера и его творчество, по этой причине не хотели публиковать его новые произведения.
Думаю, он продолжал писать о Глассах, но его Глассы не могут расти. Куда они могут пойти? Нельзя бесконечно писать об этой семье капризных детей-гениев, которые никогда не станут взрослыми. Если они вырастут, они перестанут быть Глассами. Просто не могу поверить, что он покинул Глассов. Думаю, Глассы стали его семьей, и он продолжал писать о них.
Рената Адлер: Сэлинджер пригласил меня навестить его в его сельском доме. Он сказал, что причиной того, что он решил не издавать произведения, над которыми он работает, является его желание уберечь мистера Шона от бремени чтения пространных произведений и принятия решений, стоит ли публиковать эти произведения. Сэлинджер пишет о сексе и заходит слишком далеко. Писатель, который положил начало и стал самым крайним, самым ярким примером отказа от публикаций и публичности, превратился в своего рода узника своей симпатии к редактору, ставшему, в очередной раз, источником нежелания издавать произведения. Круг возведенного в доктрину чистого запрета, по-видимому, замкнулся[657].
Джойс Мэйнард: Джерри любил семью Глассов. А свою настоящую, реальную семью не любил. Я не говорю о его детях – детей он любил, но члены семьи Гласс были теми, о ком он говорил так, словно они были членами его семьи. Насколько я помню, у Джерри действительно была книга, он написал книгу о прошлом всех членов семьи Глассов. У меня лишь общее ощущение того, что такая книга была, и что это было почти генеалогией семьи Глассов. Не говорю, что видела эту книгу. Джерри любил созданных им персонажей и защищал их так, словно это были его собственные дети.
Лоренс Гробел: Если только он не был совершенно обезумевшим человеком, который уходил в свой кабинет, сидел там и смотрел в окно, нам следует поверить в то, что видела Джойс Мэйнард, пока жила с Сэлинджером, и что видели репортеры журнала Time, перелезшие через ограду для того, чтобы подсмотреть за тем, чем он там занимался.
Уолтер Скотт: Сэлинджера видели в библиотеке Дартмутского колледжа. Там он напряженно работал над романом, в основу которого, предположительно, легли его воспоминания о Второй мировой войне. Ожидается, что он завершит работу над книгой в этом году[658].
Ричард Хейтч: «Он просто работает, работает и работает – и это всё», – говорит его литературный агент в Нью-Йорке Дороти Олдинг. Он пишет для того, чтобы опубликовать написанное? «Не знаю», – отвечает мисс Олдинг на этот вопрос[659].
Ричард Брукс: Другой приятель, Джонатан Шварц, рассказывает, как его подружка Сьюзен провела ночь в доме Сэлинджера под предлогом того, что у нее сломалась машина. После того, как она отведала его основной пищи, орехов с горохом, она тоже увидела сейф и книги…
Филлис Уэстерби, агент Сэлинджера в нью-йоркском агентстве Harold Ober Associates, не дает комментариев о том, есть ли в агентстве какие-то неопубликованные книги. Впрочем, она сказала, что регулярно разговаривает с Сэлинджером и интересуется тем, что он делает.
Людям, которые видели Сэлинджера, он кажется человеком, который большую часть своей взрослой жизни прожил как тот, кто эмоционально увяз в своей юности… У Сэлинджера, которому исполнилось 80 лет, по-видимому, было не такое уж несчастливое детство. Друзья, знавшие его в те времена, описывают его как «самоуверенного и даже напыщенного малого». Но когда ему исполнилось 25, он, кажется, перенес нервный срыв во время службы в армии в конце Второй мировой войны в Европе… Он расхаживает в синем комбинезоне механика, а когда ходит в местные рестораны, ест на кухне, чтобы не встречаться с людьми[660].
Мэтью Сэлинджер: Когда люди спрашивали о нашем отце, мы с сестрой обычно говорили, что никакой он не писатель. Он – слесарь-водопроводчик[661].
Лиллиан Росс: В какой-то момент нашей дружбы, продолжавшейся более полувека, Дж. Д. Сэлинджер сказал, что у него есть идея: когда-нибудь, когда «все произведения истощатся», он, возможно, попытается написать что-нибудь простое, «реальное, основанное на фактах, чтобы формально отличить себя от ребят Глассов, Холдена Колфилда и других использованных им персонажей, от лица которых ведется повествование». Он сказал, что его произведения, возможно, легко читать, что они, пожалуй, забавны и «не имеют ни малейшего аромата обычной автобиографии». Главное, что он будет использовать только голые факты и «тем самым отдалит или поставит в безвыходное положение одного-другого стервятника из числа фрилансеров или специалистов по англоязычной литературе, которые могут явиться и начать досаждать детям и семье прежде, чем его тело остынет»[662].
