Александр Бовин - 5 лет среди евреев и мидовцев
Вторая аксиома. Необходимо точно знать, что вы хотите сказать читателям. То есть, под каким соусом, в каком ракурсе, пропустив через какую призму, вы считаете нужным изобразить реальное, действительное, хорошо вам известное (см. аксиому № 1) положение дел. Грубо, цинично говоря, вы должны всегда контролировать степень и характер искажения действительности. Иногда эта степень стремится к нулю, иногда достигает «точности наоборот».
В данном случае я абстрагируюсь от нравственной оценки указанной аксиомы. Ибо сама эта оценка зависит от системы координат, в которой идет работа. Я лишь настаиваю на том, что в любом случае убеждения, взгляды, мировоззрение журналиста отражаются на его творчестве. И лучше понимать, знать это и отдавать себе отчет в содеянном.
Итак, надо, во-первых, знать, что происходит на самом деле, знать истину (при всей ее относительности), и, во-вторых, что из происходящего вы хотите донести до читателя.
Думаю, тут есть о чем поспорить. Но это — в другой раз. Когда (и, — если) посол вновь станет журналистом.
И, наконец, аксиома третья. То, что вы хотите сказать людям, надо сказать так, чтобы вам поверили. Если аксиома № 1 сближает работу журналиста-аналитика с работой ученого, если аксиома № 2 показывает его идеологическую ипостась, то аксиома № 3 — это область собственно журналистского мастерства, профессиональной пригодности журналиста. Вы можете служить истине (или думать, что служителей), что бывает редко, вы можете служить интересам (страны, группы, своим), что бывает гораздо чаще, но как, бы то ни было, вы должны убедить людей, заставить их поверить вам. Как минимум — заставить читателей отнестись к вам серьезно, задуматься над вашими аргументами
Аудитория пыталась выпытать у Бовина, как соотносятся его аксиомы с израильской журналистикой. Но нынешний посол оказался сильнее бывшего журналиста. И любопытство присутствовавших осталось неудовлетворенным.
От аксиом Бовин перешел к теореме. Она звучала так (и касалась не только журналистов):
Не следует слишком серьезно относиться ни к своей работе, ни к самому себе. Доказательства? «Вся наша жизнь — игра!» И еще: если ко всему, и — главное! — к самому себе относиться серьезно, можно сойти с ума. Сказанное вовсе не означает, что можно работать кое-как, спустя рукава. «Коекакерство» недопустимо! Но можно уметь видеть себя и свою деятельность как бы со стороны, с определенной дистанции и с хорошей дозой иронии.
Когда меня спрашивают, какова ваша специальность, отвечаю: я дилетант высокой квалификации. Из двух установок: знать все о чем-либо или знать что-либо обо всем — я выбираю последнюю. Так мне интереснее, веселее, если угодно, жить и работать. И тут начинается игра. Я симулирую узкий профессионализм. Если пишу о Китае, то стремлюсь написать так, чтобы китаист видел во мне коллегу. Если об Антарктиде, то должно создаться впечатление, что я — за неимением там министра иностранных дел — беседовал с пингвинами. И так далее. Бывали иногда проколы. Чем-то, помню, специалист по Кот д'Ивуар был недоволен.
Кстати, здесь за пять с лишним лет я, как журналист, существенно дисквалифицировался. Сузился мой горизонт: дальше Израиля и его окружения вижу с трудом. Придется наверстывать, хотя время становится все дефицитнее…
И последнее, самое-самое главное. Не помню уж где, но прочитал я про ребе Зусю из Анаполя. Перед смертью он сказал: когда я предстану перед Высшим судом, меня не спросят, почему я не был Авраамом, Яаковом или Моше… Меня спросят: почему я не был Зусей. Вот в этом вся штука Главное — быть, оставаться самим собой. Иначе невозможно сохраниться как личность, сохранить самоуважение и уважение людей. Это трудно. Особенно журналисту. Иногда приходится — мне, во всяком случае, приходилось — кривить душой, наступать на горло собственной песне. Допуски неизбежны. Но тактика не должна превращаться в стратегию. Без этого стержня — оставаться самим собой — не может быть журналиста. Настоящего, разумеется.
Как вы работаете?
По старинке. Мою руки, кладу перед собою чистый лист бумаги, беру ручку и пишу. Медленно. Зато потом почти не правлю. Но попробую освоить компьютер. Чем черт не шутит![61]
Ваше хобби?
Я коллекционирую ощущения. Места не занимают, и пыль с них стирать не надо.
Как вы, будучи журналистом, чувствуете себя в роли объекта журналистского внимания? Например, давая интервью.
Предпочитаю, будучи все-таки послом, отвечать на письменные вопросы. А иногда сам пишу и вопросы, и ответы. Но так (аксиома № 3), чтобы никто об этом не догадался. Иногда вопросы в дрожь бросают. Вот недавно «Московский комсомолец» интересовался: правда ли, что Мосад активно вербует агентов среди евреев в России? Ну что тут ответить? Конечно, правда, сказал. Даже вашего главного редактора Пашу Гусева уже завербовали…
Что вы будете делать в России?
Жить. А в деталях разберусь чуть позже. В МИДе или в «Известиях» меня вряд ли жаждут видеть — буду портить показатели среднего возраста. Может быть, пробьюсь на телевидение. Хочу предложить программу «В бой идут одни старики». Хотя боюсь, молодежь не захочет конкуренции. В общем, начнется новый виток жизни.
Что ж, любой журналист-аналитик подтвердит: все, сказанное Бовиным составляет азбуку нашей профессии. Только до него никто не брался сформулировать «аз» и «буки». Может, потому, что слишком опасно звучит для журналистского самолюбия?».
АПРЕЛЬ-97
Последнее турне по Израилю — Лена Петровна: пять лет без «быта»
Весь апрель Израиль трясла лихорадка.
Переплелись страсти вокруг дела «Бар-Он-Хеврон», противостояние по поводу строительства на Хар-Хоме, беспорядки в Хевроне. Визит Нетаньяху в Вашингтон, попытки Клинтона подвигнуть израильского премьера на очередные уступки палестинцам и предложить формулу для возобновления переговоров с Сирией ничего не дали.
У меня была своя лихорадка — масса визитов, иногда несколько в один день, и приемы в Савьоне. Публика собиралась не чопорная. Музицировали, пели (соло и хором), читали стихи (свои и чужие). Одно из моих любимых стихотворений прочитал его автор Игорь Хариф.
Внуши мгновению любовь —
Оно окажется любовью,
Но впредь уже не прекословь
Однажды данному условью.
Внуши мгновению беду —
Оно окажется бедою,
Метаньем в тягостном бреду,
А не придумкою пустою.
Послушный застывает миг
Затем, чтоб сделаться судьбою,
И повелений ждет твоих,
И наполняется тобою.
Я даже просил Посувалюка положить эти понравившиеся ему строки на музыку. Да как-то не получилось в мидовской суете, не успел…
