Владимир Сыромятников - 100 рассказов о стыковке
Мы, конечно, слышали, что в 30–е годы бывало и похлеще, но до конца начинаешь, наверно, понимать такое только тогда, когда это коснется тебя самого.
Я пошел к Бушуеву и в присутствии специального помощника технического директора рассказал все, что знал, заявив, что группа РГЗ работать в таких условиях не может, надо принимать какие?то меры. За контейнерные перевозки без таможенного контроля директор ЭПАСа меня, конечно, отругал. Решили улаживать конфликт с госбезопасностью своими силами. Следующей инстанцией мог стать только ЦК КПСС, и если бы дело дошло до разбирательства там, выслушали бы обе стороны. Я сказал, что готов отвечать: за нами больше ничего нет. Этот шаг оказался решающим, действенным и своевременным. Видимо, нашим оппонентам такой оборот дела тоже представлялся невыгодным.
Тем не менее в течение некоторого времени напряжение не спадало. Мы провели еще одно тайное совещание, в дальнем коридоре собрались все, кроме переводчика. Ребята обменялись подробностями. Оказывается, от них, по очереди, требовали признания, обещали всякие поощрения, в противном случае стращали карами, грозили сделать все, чтобы не пускать больше в Америку.
Приятель из нашего министерства советовал мне: «Ты должен сдать кого?то из своих. Отдай им, например, Чижикова, ведь он был у вас выездным парторгом, значит, отвечал за политико–воспитательную работу, другого выхода у тебя нет». На это я никак не мог согласиться.
Те же двадцать лет спустя я решился спросить Поделякина (за полгода до его смерти), как все?таки его начальник решился на такую аферу. Владимир ответил мне коротко: ему уж очень хотелось стать тогда генералом.
В конце концов им стало понятно, что необходимого криминала на нас собрать не удалось, а никто из команды не дрогнул, не продался, не раскололся. Наверное, дополнительно нам помогало то, что уж слишком ответственным было наше дело и обезглавить его побоялись. Работа вступила в завершающую стадию — этап контрольной стыковки летного оборудования и подготовки к полету в космос.
Там же, в ИКИ, рядом с залом для испытаний наших АПАСов, будущий генерал КГБ устроил нам выговор, добившись покаяния. Мы покаялись в совершенном грехе, обещали, что больше не будем возить за границу подпольные советские продукты в государственных контейнерах.
Но, как сказал мне тогда А. Нестеренко, отвечавший у нас за совместную документацию, полностью опасность не миновала. Он советовал как можно быстрее найти хороший повод и вывезти группу в Америку. Искать повода не пришлось. Во время контрольной стыковки возникла проблема направляющих штырей и гнезд, о которой подробнее рассказано дальше.
Работа по подготовке к стыковке «Союза» и «Аполлона» продолжалась, несмотря ни на какие трудности и препятствия.
Много лет спустя история с бутылкой получила своеобразное продолжение. По случаю 25–летнего юбилея ЭПАСа, нас пригласили на родину первого немецкого космонавта. Там я вручил Зигмунду Йену совершенно необычную бутылку, на этикетке которой написано: «АПАСная водка"Андрогиновка"(0,5 на двоих)», а на обороте: «Особый аффект: оба сверху».
Рассказав историю 25–летней давности всему честному народу, я просил на всякий случай засвидетельствовать, что никакие деньги за нее не приму ни за что, несмотря ни на какие коммерческие перемены. Что значит школа!
2.14 Контрольная стыковка
В 1972 году, согласовывая план–график совместных работ с американцами, как и во всем остальном, старались соблюсти паритет. Отработочные и квалификационные испытания дважды проводили в Хьюстоне. В дополнение к испытаниям масштабных моделей предусмотрели провести также в Москве предполетные испытания летных стыковочных агрегатов для кораблей «Союз» и «Аполлон».
Контрольная стыковка летных АПАСов требовала настоящего технического оснащения, и было ясно, что коридоры ИКИ для этого не пригодны. Поэтому в постановление ЦК и Совмина включили создание лаборатории, для которой во дворе нашей открытой базы — ИКИ — построили специальное здание.
Для экономии средств и времени это лабораторное здание спроектировали на основе типовой парикмахерской, которые в те годы широко возводили в Москве. Так что наше «испытательное дупло» получило, можно сказать, двойную конспирацию и стало чем?то вроде салона красоты для космической техники андрогинного типа. В целом оно сослужило нам неплохую службу, если не считать, конечно, того, что расстояние между ИКИ и нашей настоящей базой составляло почти 50 км и приходилось каждый день ездить на другой конец Москвы, через весь город. Зато мне на весь период испытаний выделили персональную машину, и не простую, а черную «Волгу» с шофером, первый и последний раз в жизни. Правда, время от времени я отпускал его, чтобы проехаться на любимом общественном транспорте.
После ЭПАСа лабораторную «парикмахерскую» превратили в базу для переговоров и совместных испытаний по программе «Интеркосмос», в основном, для совместных работ с социалистическими странами.
При подготовке к завершающему этапу совместных испытаний — контрольной стыковке летных АПАСов — наша деятельность развернулась в двух направлениях: на нашем заводе и в КБ собирали испытательное оборудование и сами летные АПАСы, а в ИКИ «сдавалась» открытая лаборатория. Если на ЗЭМе в Подлипках все было отлажено, то в новой лаборатории пришлось все начинать почти с нуля. Работу затруднял ряд обстоятельств: здание лаборатории только что построили, оборудование вводилось заново. Здесь, на нейтральной полосе, в открытой пограничной зоне появились новые люди. Штатный персонал лаборатории, отвечавший за помещение, его охрану и оборудование общего назначения, формировался из новобранцев. Напрямую они мне не подчинялись. Начальник лаборатории, подозрительного вида молодой человек, похоже, был тройного подчинения. Буфетчица, которая заведовала баром, находившимся на спецснабжении (ведь предстояло кормить самих американцев), казалось, вообще никому не подчинялась. В те годы дефицитные товары распределялись чуть ли не по указанию самого ЦК.
Приближалась зима, вводилась в строй отопительная система, утеплялись ворота и оборудовался тамбур для автомашин, ввозивших оборудование. Даже освещение главного зала требовало отладки. Не забуду, как перед ввозом летных АПАСов, осматривая последний раз помещение, я обратил внимание на большие киловаттные лампы накаливания, подвешенные под самым потолком. Я распорядился на всякий случай вывернуть те из них, которые висели над испытательной зоной. Там, где планировалось разместить АПАСы, оставили только боковое неоновое освещение. Как вскоре выяснилось, такое решение оказалось действительно правильным. Месяц спустя, на глазах у ошарашенных американских коллег, взорвалась одна из оставшихся в дальнем углу 1000–ваттных «бомб», и мелкие стекла градом посыпались вниз, чуть не долетев до АПАСов. Можно себе представить, какой скандал международного масштаба мог разразиться, попади мелкие стеклянные осколки в летные агрегаты. Не исключено, что американское оборудование пришлось бы возвращать на фирму «Рокуэлл», в Калифорнию. Кто?то из моих ребят саркастически смеялся: «Профессор, после изобретения самого АПАСа это было твое самое мудрое решение». Смех смехом, а, может, так оно и было. При Сталине не за такие дела объявляли вредителями и расстреливали. Слава Богу, это было давно.