Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат
Часа через два на даче появился Брежнев. Его любезно встретил приветливый хозяин. Сели на скамейку, завели ничего не значивший разговор о погоде, воде, купанье. В это время к ним подошел внук Шелеста Петя. Брежнев к нему обратился: «Мальчик, как тебя зовут?» Петя ответил. «А тебя как зовут?» — обратился он к Брежневу. Тот тоже ответил. Петя подумал немного и сказал: «А, знаю, ты дядя Леня из кинобудки». Догадка внука, надо сказать, слегка озадачила деда, да и Брежнев, чувствовалось, был несколько смущен.
Шелесту стало не по себе от невоспитанности внука. Секретарь ЦК КПСС, и вдруг похож на «дядю Леню из кинобудки»! Оказалось, что на дачу приезжал киномеханик, тоже дядя Леня. В общем, недоразумение было выяснено, и Брежнев после этого долго в разговорах и рассказах вспоминал свою встречу с шелестовским внуком Петей и передавал ему приветы. Бывало, говорил Петру Ефимовичу:
— Передай, Петро, привет Пете от дяди Лени из кинобудки.
Такая была у Леонида Ильича шутка.
Брежнев предложил хозяину дачи пройтись и поговорить, чтобы никто им не мог помешать. Шелест пригласил пройти на пирс, выкупаться и там в беседке спокойно поговорить. Предложение было принято, но о чем будет идти разговор, Шелест, по его словам, понятия не имел. Брежнев начал расспрашивать, как работается, много ли трудностей, как его поддерживают члены ЦК КПУ и в целом партийный актив? Шелест ответил, что объем работы огромный, на этой работе он сравнительно недолго, и, естественно, есть трудности, недочеты, недоработки и даже возможны упущения. Что касается поддержки членов ЦК и партийного актива, то имеется определенный деловой контакт и хорошая поддержка. Жаловаться нельзя, надо больше контактировать, прислушиваться, принципиально относиться к решению вопросов, тогда меньше останется времени рассуждать, кто и как к кому относится. Такой был ответ, и он, как почувствовал рассказчик, насторожил Брежнева.
Леонид Ильич повернул разговор в другое русло — о работе промышленности и сельского хозяйства. Через некоторое время он между прочим, невзначай задал вопрос: «А как к тебе относится Хрущев?» Шелест ответил, что сколько с ним ни встречался, всегда вел разговор откровенно, он всегда выслушивал, давал советы. Если с чем не соглашался, то спокойно растолковывал мою ошибку, доказывал свою правоту. В заключение сказал, что относится, наверное, скорее, как опытный руководитель к младшему, начинающему. Со стороны Хрущева никогда в свой адрес не слыхал ни окрика, ни грубого обращения.
Выслушав Шелеста, Брежнев как-то не совсем внятно проронил слова:
— Это он в глаза, а за глаза может другое говорить. И говорит.
Шелест немного растерялся, подумал, что Брежнев кое-что знает об истинных отношениях к нему Хрущева. Но тут же ему ответил: Хрущев занимает такое положение, что ему нет надобности говорить одно в глаза, а другое за глаза. Да и вообще, у него такая ответственность и нагрузка, что все должны его понимать, если он даже кое-что скажет резкое. Но он не злопамятный по своей натуре, добрый и отзывчивый человек. Брежнев в ответ на это сказал, что Шелест мало о нем знает, замкнулся здесь в своей провинции, ничего не видит и не чувствует.
Шелест скромно произнес:
— Что кому положено, тот то и делает.
— Это так, — отозвался Леонид Ильич, — но надо немного шире смотреть на происходящее. Все, что происходит в партии, стране, в хозяйстве, исходит от вас, членов Президиума ЦК, решений правительства. И мы видим, что вы все единодушны в принимаемых решениях и все поддерживаете предложения Хрущева и первыми аплодируете ему. Но в действительности все далеко не так, как видится со стороны. Нам с Хрущевым трудно работается. Об этом я и приехал с тобой, Петро, поговорить откровенно. Но об этом никто не должен знать.
Время подошло к обеду, Шелест пригласил Брежнева пообедать в кругу своей семьи. Приглашение было принято, и они приятно провели время. Обед продолжался долго. Они снова вышли на улицу, когда уже солнце спряталось и начало темнеть.
Возобновился разговор, но уже более оживленный по вполне понятной причине. Брежнев сказал тогда Шелесту: «Ты, Петро, должен нам помочь, поддержать нас!» Шелест ответил: «Не знаю, в чем и кого поддерживать? Расскажите, в чем суть постановки вопроса? Тогда, может быть, можно что-то сказать». Брежнев снова заговорил о том, что на местах не знают, как трудно работать с Никитой Сергеевичем. А в последнее время вообще стало невмоготу. «Хрущев с нами не считается, грубит, дает нам прозвища и приклеивает разные ярлыки, самостоятельно принимает решения. Он недавно заявил, что руководство наше старое и его надо омолодить. Он подбирает ключи, чтобы нас всех разогнать». Тут Шелест ему сказал: «Не знаю о прозвищах, ярлыках и как там у вас принимаются решения, но я сам из уст Хрущева слышал, что в Президиуме ЦК собрались старики и надо бы состав значительно омолодить». Брежнев, в упор глядя на Шелеста, спросил: «Я думаю, что в центральные руководящие органы надо брать людей в возрасте самое большее 45–50 лет. А в нацкомпартии, обкомы и крайкомы и того моложе. А вы как считаете?» — обратился он к Шелесту. Тот ответил, что с ним согласен, но со счетов опыт старших товарищей сбрасывать нельзя. Брежнев, улыбаясь: «А вам сколько лет?» Шелест: «Пошел уже 55-й год». «Э, да вы тоже старик». Продолжая начатый разговор, Шелест похвалил Хрущева: мол, если беспокоится об омоложении руководящего ядра — это хорошо, должна быть преемственность.
— Тут Брежнев мне сказал, что я его по этому вопросу неправильно понял, — вспоминал детали того разговора Шелест. — А потом, мол, надо понимать, что он только прикрывается омоложением кадров, а на самом деле хочет разогнать опытных работников, чтобы вершить самостоятельно все дела. Брежнев снова начал говорить, что я его не хочу понять и что о его приезде, тем более о разговоре в такой постановке вопросов никто не знает и не должен знать. Я ему ответил: «Если вы мне не доверяете, то нечего было вам ко мне ехать и вести разговор, а о конфиденциальности прошу мне лишний раз не напоминать». Тут Брежнев, очевидно, спохватился и сказал: «Ты, Петро, правильно меня пойми, мне тяжело все это говорить, но другого выхода у нас нет». Снова сказал, что Хрущев над многими из нас просто издевается — нет никакой жизни. Тут же, как мальчишка, расплакался и сказал: «Без тебя, такой крупной организации, как Компартия Украины, мы не можем предпринять что-либо, улучшающее наше положение». Я сказал Брежневу, что им всем надо собраться и откровенно, открыто поговорить с Хрущевым о недостатках, и мне кажется, что с Никитой Сергеевичем можно вести такой разговор, он может понять. Брежнев ответил: «Ты это так говоришь потому, что не знаешь истинного положения дел. Если мы попытаемся это сделать, он нас всех поразгоняет, и в это не верить нельзя».
