Серафима Чеботарь - «Звезды», покорившие миллионы сердец
Симона де Бовуар
В тени Сартра
Она была достойна гораздо большего, чем провести жизнь в тени мужа, играя навязанную им роль. Но, сделав раз и навсегда выбор между любовью и свободой в пользу первого, она так яростно защищала второе, что весь мир поверил ей. Утонченная интеллектуалка и дерзкий философ, борец за права всех угнетенных и великолепный литератор – она сознательно предпочитала играть лишь вторые роли, но только когда на первом месте был великий Сартр. Вся ее жизнь была великим служением – но кому, философии или любви?
Она родилась в Париже 9 января 1908 года в семье отпрыска аристократического рода Жоржа де Бовуара, преуспевающего адвоката и актера-любителя, человека азартного и влюбчивого. Свою жену, Франсуазу Брассер, он выбрал из-за ее большого приданого и перспектив на наследство – отец Франсуазы был банкиром, – однако тот обанкротился, так и не успев выплатить полагающееся дочери приданое. Тем не менее Жорж был весьма привязан к жене и, хотя он так и не дождался желанного сына, искренне любил обеих дочерей. Старшую дочь они назвали Симоной-Люси-Эрнестиной-Мари-Бертран де Бовуар – первое имя выбрал ей отец, считавший его по-настоящему шикарным, а остальные девочке дали в честь родственников и девы Марии. Впрочем, уже скоро девочка самовольно сократила всю эту длинную череду имен до простого «Симона де Бовуар». Она росла балованным ребенком, непрестанно требующим внимания к себе – но несмотря на детскую ревность к младшей сестре Элен, именно та долгие годы оставалась единственной подругой Симоны.
Франсуаза, ревностная католичка, воспитывала Симону и ее сестру Элен в строгости и религиозном страхе: домашние учителя, молитвы и уроки хороших манер. В шесть лет Симону отдали в католическую школу Cours Desir: здесь из юных девочек готовили будущих жен и матерей – либо послушниц монастыря – и Симона, по собственным словам, долго не могла определиться с выбором. В школе она познакомилась с Элизабет Ле Койн (в своих воспоминаниях Симона выведет ее под именем Заза), которая станет ее ближайшей и любимейшей подругой. Элизабет скончалась, когда ей было всего пятнадцать: ее трагическая смерть буквально разрушила весь уютный мир, в котором ощущала себя Симона. Всю ночь она проплакала – и к утру навсегда утратила веру в бога, приобретя взамен страх смерти. Именно борьба с этим страхом впервые навела ее на мысль заняться литературой: «Я хотела сделать свое существование реальным для других, передав им, наиболее непосредственным образом, вкус моей жизни», – признавалась она. В 1917 году Жорж де Бовуар потерял все свое немалое состояние, неудачно вложив его в печально известный займ российскому царскому правительству. Семья лишилась дохода, а сестры – приданого и надежд на хорошее замужество. Симона решила, что она обязана овладеть профессией, которая позволила бы ей самой зарабатывать себе на жизнь, и, видя в книгах своих единственных друзей и ответы на все вопросы, окончательно решила стать писательницей. Симона решительно порвала и со своей семьей, и с верой, и с буржуазными предрассудками, гласившими, что главное предназначение женщины – выйти замуж и родить детей. «Я не готова к тому, чтобы строить свою жизнь, сообразуясь с чьими бы то ни было желаниями, кроме собственных», – писала она. Симона хотела интеллектуальных занятий, свободы и, конечно, любви. «Если я полюблю, – писала Симона, – то на всю жизнь, я тогда отдамся чувству вся, душой и телом, потеряю голову и забуду прошлое. Я отказываюсь довольствоваться шелухой чувств и наслаждений, не связанных с этим состоянием».
Симона де Бовуар, 1914 г.
Окончив Cours Desir, она изучала математику в Католическом институте и языки и литературу в Институте Сент-Мари, а позже поступила в прославленную Сорбонну, где занималась философией. В то время она, по воспоминаниям, вела жизнь, диаметрально противоположную той, которую ей навязывали родители: ночи напролет она пропадала в барах, общалась с отбросами общества и искренне была убеждена, что таким образом познает настоящую жизнь. Она считалась хорошенькой, вызывающе-элегантно одевалась и при этом слыла одной из самых блестящих студенток университета. Она демонстрировала столь выдающийся ум, что знакомства с нею добивались первые интеллектуалы Сорбонны, и трудилась так упорно, что один из них – Рене Майо (в ее воспоминаниях названный Анд ре Эрбо), будущий известный философ и генеральный директор ЮНЕСКО, прозвал ее Кастор, то есть Бобр: из-за созвучия ее фамилии с английским наименованием бобра – beaver, в 1929 году Майо привел Симону на студенческую вечеринку, где познакомил со своим другом Жан-Полем Сартром.
Сартр, обладатель удивительно некрасивой внешности и еще более удивительного ума, моментально поразил Симону и интеллектом, и своей непохожестью на всех, кого она видела вокруг: он принципиально отвергал любые правила и ограничения – о чем мечтала и на что так до конца и не решилась Симона. Когда они познакомились, оказалось, что две разделенные половинки нашли друг друга. Позже выяснилось, что Сартру она понравилась сразу же, однако он долго не решался к ней подойти, вместо себя посылая к ней приятелей. Уже после нескольких встреч в компании Сартр обнаружил, что Симона – женщина его мечты: «Она была красива, даже когда надевала свою уродливую шляпку. В ней удивляло сочетание мужского интеллекта и женской чувствительности», – писал он. А она, в свою очередь, вспоминала: «Сартр в точности соответствовал грезам моих пятнадцати лет: это был мой двойник, в котором я находила все свои вкусы и пристрастия».
Симона де Бовуар с сестрой и матерью
Уже скоро они были неразлучны и пообещали друг другу провести рядом всю оставшуюся жизнь. Впрочем, и Симона, и Сартр вовсе не имели в виду брак: он казался им буржуазным пережитком, связывающим свободных людей. Верности они тоже друг от друга не требовали – их должны были соединять лишь честность, интеллектуальное братство и родство душ. Они договорились не заводить детей, которые ограничивали бы их свободу и мешали интеллектуальным занятиям, не вести общего дома и быть друг для друга первыми критиками и соратниками. Их отношения были странной смесью телесного притяжения, духовной близости и интеллектуального соперничества. В 1929 году на agregation Симона – самая молодая за всю историю участница испытаний и всего десятая женщина, кто смог их выдержать, – оказалась второй, в то время как Сартр показал первый результат. Комиссия, которая долго не могла решить, кого же ставить на первое место, отметила, что Сартр, без сомнения, обладает выдающимися интеллектуальными способностями, зато Симона – бесспорным даром философа. Едва получившего диплом Сартра призвали на срочную военную службу, но из-за плохого здоровья и слабого зрения он полтора года служил на метеорологической станции. Симона продолжала обучение, посещая лекции в Ecole Normale Superieure. Они переписывались ежедневно – как и все последующие годы, стоило им разъехаться. Сартр вернулся в 1931 году. Он хотел получить место где-нибудь в Японии, которой давно интересовался, однако в марте его назначили на должность преподавателя философии в лицее Гавра. Сартр был разочарован: он всегда ненавидел провинцию и считал тамошнюю жизнь полной скуки, буржуазной тоски и интеллектуальной деградации. Однако в Гавре он внезапно стал пользоваться огромным успехом, особенно среди студенток: новый профессор хоть и был весьма некрасив, зато прекрасно рассказывал, увлекая слушателей полетом своей мысли и безграничной широтой эрудиции и, что скрывать, проявлял явный интерес к молодым красавицам. Симона была спокойна. Хотя она, судя по воспоминаниям, была по-настоящему влюблена в Сартра (и сохранила это чувство на всю жизнь), она искренне считала супружескую верность (да и несупружескую тоже) смешным пережитком отброшенной ею буржуазной морали. Она точно знала, что лишь ее Сартр считает равной себе по духу, только ей доверяет редактуру своих бесспорно гениальных произведений. Она сама получила назначение в Марсель. Поначалу Симона не хотела уезжать так далеко и от Парижа, и от Сартра – он даже предложил ей заключить брак, чтобы на таком основании требовать назначения в один город, однако Симона решительно – и даже несколько испуганно – отказалась: официальное супружество внушало ей настоящий ужас. Лишь через год ей удалось перебраться поближе к Сартру, в лицей Руана, где Симона подружилась с преподавательницей того же лицея Колетт Одри и студентками Бьянкой Ламблен и Ольгой Козакевич. Довольно скоро она сообщила Сартру, что ее связывают с ними отношения гораздо большие, чем дружеские. Тот лишь попросил описать ему, что она чувствовала, когда целовала их, – то ли хотел сравнить ощущения, то ли собирал материал для очередной статьи… В октябре 1937 года Сартра перевели в лицей Пастор в городке Нёйи-сюр-Сен, фешенебельном предместье Парижа, а через два года назначение в Париж получила и Симона – она стала преподавателем Lycee Camille See. Она снова делила с Сартром всю радость творчества, труд жизни и свободу безо всяких обязательств. Ольгу Козакевич Симона привезла с собой, и очень скоро Ольга стала и любовницей Сартра: она, чуждая любым предрассудкам, спала то с каждым по очереди, то с ними обоими разом. «Она претендовала на то, чтобы вырваться из плена человеческого удела, которому и мы покорялись не без стыда», – писала о ней Симона. Говорят, Сартр увлекся не на шутку: он съездил с Ольгой – без Симоны – на летние каникулы, и даже будто бы предложил ей руку и сердце. Однако Ольга была верной ученицей Симоны и от брака отказалась. В конце концов Сартр переключился на ее сестру Ванду, а Ольга вышла замуж за ученика Сартра и бывшего любовника Симоны Жака-Лорана Боста. Чуть позже в компанию вошла еще одна участница – рыжеволосая еврейка Бьянка Бьененфелд. Этот многоугольник с запутанными связями, который участники нередко называли просто «семьей», просуществовал не одно десятилетие и распался лишь со смертью его участников. Сартр, влюбленный будто во всех женщин разом, находил в таких отношениях вдохновение, пищу для размышлений и новые силы. Много лет спустя Симона писала: «Сартр любил женское общество, он находил, что женщины не так смешны, как мужчины; он вовсе не собирался… навсегда отказаться от их чарующего многообразия. Если любовь между нами относилась к явлениям закономерным, то почему бы нам не иметь также и случайных связей?»…
