Владимир Сыромятников - 100 рассказов о стыковке
С другой стороны, работая над боевыми ракетами, Королев никогда не забывал о достижении и исследовании космоса. Первые пуски трофейных «Фау-2» состоялись в октябре 1947 года, первый пуск ракеты Р-1 — в сентябре 1948 года, а в октябре, то есть через месяц, полетела ракета с приборами для исследования верхних слоев атмосферы на высотах до 100 км. С тех пор полеты «академических» ракет стали регулярными. К 1954—1955 годам относятся также первые планы по разработке и запуску искусственного спутника Земли (ИСЗ).
Как человек честолюбивый, Королев также прекрасно понимал, что создание первой МБР сразу же делало его человеком общегосударственного масштаба, наравне с Курчатовым, отцом атомной бомбы. Разыгрывая эту свою карту, он не забывал о расчетах своих баллистиков, и о работах М. К. Тихонравова из НИИ-4, головного института по ракетному вооружению Министерства обороны. Используя дополнительную инициативу военных, было легче доказать, что последняя ступень МБР способна достичь орбитальной скорости — почти восьми километров в секунду. За этим главным барьером на пути в космос открывались безбрежные просторы в прямом и переносном смысле. Однако кроме научно–технических барьеров существовали еще и ведомственно–бюрократические, а также международные дела, можно сказать, дополнительная внешнеполитическая «баллистика» ракет.
Еще в конце 1953 года Королев обращался к Д. Ф. Устинову с предложением перевести Тихонравова в НИИ-88, с тем чтобы организовать в ОКБ-1 отдел по разработке ИСЗ. В декабре 1955 года после дополнительной «артподготовки» он направил письмо маршалу М. И. Неделину, в котором просил согласия на перевод Тихонравова с группой соратников в НИИ-88. Перевод состоялся в 1956 году.
К середине 50–х годов изменилась также международная активность в части подготовки к запуску ИСЗ. Американцы, во главе с Л. Беркнером, вспомнив международные полярные годы (1882 и 1931), предложили совместную программу исследований Земли и ее верхней атмосферы, приурочив их к периоду максимальной солнечной активности. В связи с этим 1957 год объявили международным геофизическим годом. Поначалу разговоры о целесообразности и возможности запуска искусственного спутника Земли, как с советской, так и с американской стороны, были довольно сдержанными. Но вскоре ситуация изменилась. Так получилось, что академик Л. И. Седов первым публично заявил о наших планах на конгрессе МАФ — Международной астронавтической федерации, куда oтечественных настоящих ракетчиков не пускали; в августе 1955 года он сказал, что советский спутник может быть запущен в течение ближайших двух лет, хотя ничего не понимал ни в ракетах, ни в полетах в космос. В силу нашей секретности его на Западе стали называть чуть ли не отцом спутника
О намерении в те же сроки вывести на околоземную орбиту небольшой сателлит официально заявили и США. Началось заочное космическое соревнование.
В конце 1953 года Королева избрали членом–корреспондентом АН СССР. Ссылаясь на упомянутые исследования почти «независимого военного» Тихонравова, он написал докладную в правительство о наших возможностях и о состоянии аналогичных работ в США. В начале 1956 года было принято специальное Постановление о запуске в 1957—1958 годах искусственного спутника Земли, но основные силы ОКБ-1 сосредоточились на отработке «семерки», и в 1956 году был подготовлен лишь эскизный проект спутника, который в последствии стал третьим. К концу года стало ясно, что создать этот большой спутник, начинить его сложной научной аппаратурой в короткие сроки не реально. Поэтому Королев, получая тревожные сообщения из?за океана, подготовил решение создать простейший вариант, который получил название ПС — простейший спутник; по замыслу, он должен был быть готов к моменту первого успешного пуска «семерки». Королев также написал об этом докладную в правительство с просьбой разрешить запуск такого спутника до середины 1957–го. Однако отработка ракеты затянулась, майский пуск прошел неудачно: из?за пожара в хвостовой части она немного не дотянула до отделения боковых блоков — «боковушек». Аварийными стали и последующие два летних пуска: вторая ракета не ушла со старта и ее демонтировали, а у третьей из?за больших возмущений по крену, в конце концов, оторвалась «боковушка».
В начале августа в открытое окно нашей комнаты на первом этаже 64–го королёвского корпуса залетел попугай. Этот необычный посланец, казалось, из совсем другого, фантастического мира стал для нас вроде мирного буревестника Великой октябрьской космической революции. Позднее нам удалось выяснить, что он выпорхнул из окна калининградской школы № 1, которую я окончил в 1950 году.
Четвертый пуск «семерки» в конце августа и пятый в начале сентября оказались в целом успешными.
Общую компоновку и, как у нас говорят, «интеграцию с ракетой» выполнял 3–й проектный отдел С. С. Крюкова. Он находился на третьем этаже, за барьером, где стоял вахтер, и нас туда просто так не пускали. К нам спускался Е. П. Рязанов и ставил перед нами частные задачи. Вел себя главный проектант ПС довольно высокомерно, видимо, уже тогда чувствуя эпохальность своей миссии. Вильницкий заочно подшучивал над ним, говоря, что, держась за конец карандаша, настоящие чертежи подготовить невозможно. Но, как бы то ни было, нашим проектантам удалось быстро и эффективно скомпоновать ПС, увязав все необходимые системы в единое целое, и облечь эту технику в простую и хорошо запоминающуюся форму. Говоря современным языком, имидж спутника блестяще символизирует его предназначение, стремительность полета, глобальность события. Будь это лишь рисунок художника, то искусствовед сказал бы, что видна рука мастера. Недаром он так удачно смотрится на эмблеме РКК «Энергия», играя сегодня роль трейдмарки, товарного знака российской космонавтики.
Наш ПС всегда будет напоминать о той стремительности, с которой он ворвался в Новый и Старый Свет, о том эффекте, который он произвел на простых людей и их правительства, о тех последствиях, которые стали раскручиваться с каждым витком, с каждым его оборотом вокруг Земли.
Моя причастность к истокам космонавтики морально помогала и помогает в учебной деятельности, и не только. Тогда, 40 лет назад, мне пришлось разработать свой первый космический механизм — вентилятор и участвовать в подготовке электрической схемы управления. С этого совсем небольшого проекта, как и сам ПС, начиналась космическая электромеханика. В своей работе мы базировались на опыте техники ракет.
Я начал этот свой рассказ с лекций о космической технике. Мне показалось уместным включить в этот рассказ краткое изложение лекции № 2 из упомянутого курса.
