Турсунбек Какишев - Сакен Сейфуллин
Несколько дней Сакен промучился в поисках названия для своего сборника. Никак не мог остановиться ни на одном из двух понравившихся ему: «Плоды молодости» или «Минувшие дни».
Потом решил, что эти стихи — все же память о минувшем. Ныгымет Нурмаков от имени издателей написал предисловие:
«Слово «литература» легко произносить, но очень трудно ее создавать и развивать. Как бы ни был образован народ, у всех литература обретает совершенство не сразу, а постепенно. У некоторых это достигается быстрее, У других — медленнее. Причина этого, конечно, кроется не в литературе, а в самом народе: чем больше в народе будет людей, поддерживающих литературу, тем быстрее она будет развиваться.
И вот, учитывая все это, мы, казахская молодежь, издаем эту книгу нашего товарища. Цель наша не в извлечении какой-либо выгоды, а в том, чтобы не пропадали такие таланты, в том, чтобы они росли и росла казахская литература… Мы предлагаем вашему вниманию эту книгу, чтобы вы поняли смысл народной мудрости: «С миру по нитке — голому рубаха», «Золотая бусинка не пролежит долго на земле». Казахская молодежь».
В назначенный день Сакен принес рукопись Шаймердену, у которого застал готового к отъезду в Казань имама Иркутской мечети Баязита. Они сидели за столом, на котором красовалась бутылка с этикеткой «Ром». Оба имама раскраснелись.
Баязит при виде Сакена почувствовал неловкость, но Шаймерден его успокоил и разделил остаток рома на две чаши.
— Ну, счастливого тебе пути! Если эту книгу ты не сумеешь издать, то грош цена твоей дружбе, — пошутил Шаймерден.
— Прежде всех своих дел возьмусь за книгу. Слава аллаху, брат поможет. В Казани у меня много друзей, — заверил Баязит.
Организация концертов и иные поручения «Бирлика» мешали учебе. Сакену не хватало времени, и он вынужден был пропускать занятия по ручному труду, пению и черчению.
27 октября 1914 года на педагогическом совете семинарии был поставлен вопрос об итогах первой четверти. Вот здесь-то учитель по ручному труду Г.И. Томп, а также преподаватель черчения и рисования И.В. Волков и обрушились на Сакена за неуспеваемость и плохое поведение. А комендант общежития еще и добавил от себя. Он перечислил дни, когда Сакен с опозданием возвращался домой, нарушал дисциплину. Припомнил и то, как Сакен, ссылаясь на мусульманские обычаи, уходил без разрешения. Вспомнил, что тот несвоевременно рассчитался за полученную в магазине Шанина одежду в кредит.
Оценка 4 за поведение — редкий случай в истории семинарии. Но на сей раз Сакену поставили 4.
Директор семинарии Васильев приказал издать постановление, в котором перечислялись все проступки Сакена. С него была удержана стипендия за два месяца, и в довершение всего ему не разрешалось отлучаться из общежития позже шести часов вечера.
Директор долго беседовал с учителем Томном, а потом пригласил к себе соклассника Сакена, сына русского переселенца — казака Леонида Емельянова, и предложил ему установить тайную слежку за каждым шагом Сакена. Обо всем замеченном тот должен был информировать лично директора. Немало смущенный этим поручением, Леонид молча вышел из кабинета.
Отозвав Сакена в сторонку, все без утайки рассказал ему:
— Посоветуй, что мне делать?
Сакен был благодарен Леониду за товарищеское предостережение и откровенность. И, немного подумав, сказал:
— Ты не волнуйся, давай будем дружить. Но все же ты хоть изредка наведывайся к директору и говори ему: «В поведении Сакена пока не обнаружено ничего подозрительного. Все разговоры его в основном сводятся к шуткам-прибауткам. Ходит он к одной татарочке. Видимо, влюбился в нее».
Сакен хорошо знал, что нужно быть осторожным. Но он не мог и не хотел уклоняться от выполнения поручений «Бирлика». Как жаль, что им никак не удается найти подходящей пьесы! Понадеялись было на опубликованную в журнале «Айкап» пьесу «Манап» («Богач»). Сакен прочел, не приглянулась. Издатели «Айкапа», публикуя эту пьесу, обратились к своим читателям: «Если эта драма понравится нашим читателям, то мы намерены издать ее отдельной брошюрой. Но мы пока не уверены в том, что она вам понравится. Поэтому просим читателей: напишите нам свое мнение о том, достойна ли драма «Манап» быть изданной отдельной книжкой». И Сакен сочинил статью, в которой раскритиковал пьесу.
«Уважаемый Мухаметжан-ага, — писал он, — не утруждайте себя выпуском «Манапа» в таком виде отдельной книгой: написавший эту вещь уездный начальник не имеет представления о жизни казахов. Или же он сочинил это с целью высмеять их? Хотя он и утверждает, что сюжет «Манапа» достоверен, что его герои живут и здравствуют, сама драма нисколько не отражает жизненного уклада казахов… Диалоги действующих лиц, их поступки лишены правдоподобия».
Пока писал статью, забыл, что сегодня состоится платный концерт в Коммерческом училище. Часть выручки от концерта должна была пойти на уплату за аренду клуба, а часть — на уплату налога в пользу казны. Остаток предполагалось внести в кассу «Бирлика». Особенно высока оплата за клуб. С трудом сошлись на 35 процентах общей выручки. Все эти дела должен был уладить он. И, как назло, решение педсовета сковывало Сакена по рукам и ногам. О возвращении в интернат к шести вечера не могло быть и речи, хорошо бы успеть хотя бы к одиннадцати-двенадцати. Где же выход? Как божий день ясно, что Васильев опоздания не разрешит. В поисках Покровского Сакен направился в семинарию. В учительской он объяснил проверявшему тетради Покровскому свое положение. Тот посочувствовал:
— Не могу знать, разрешит ли Алексей Павлович. Но я до двенадцати часов ночи задержусь здесь. До этого времени ты должен успеть вернуться. А если запоздаешь, то пеняй на себя.
А тем временем шакирты, обойдя многие казахские дома, уже успели распространить билеты на концерт. Толпы казахов собрались возле Коммерческого училища. Как только Сакен пришел, начался концерт. Со сцены полились казахские песни и кюи. Понравившиеся номера зрители просили повторить. Время уже перевалило за одиннадцать. Когда программа была исчерпана, Сакен обратился к зрителям:
— Уважаемые зрители, разрешите поблагодарить вас за посещение нашего концерта.
Но зал требовал продолжения представления. Сакен еще раз громко пояснил:
— Дорогие зрители, земляки. Это же не первая и не последняя наша встреча. Мы с трудом добились этого помещения и только до одиннадцати часов, а время уже — к двенадцати. Если мы не сдержим своего слова, то в следующий раз нам не дадут этот зал.
И только после этих слов шум стал утихать.
Сакен что есть мочи помчался к интернату.
