Эугениуш Червиньский - Юность, опаленная войной
Как можно тише и осторожнее приближаемся к насыпи. Капрал Заяц посылает в тыл двух связных с известием, что мы находимся у железнодорожной магистрали. Очередной раз спотыкаюсь, и по лицу больно ударяют ветки, которые отпустил идущий впереди меня товарищ. Последнее усилие - и мы стоим на полотне железной дороги.
- А все-таки мы вышли из окружения! - шепотом радуется Дикая Кошка.
Командир отделения посылает в обе стороны вдоль железной дороги по три человека с пулеметами для прикрытия перехода через нее партизанской колонны. Двух оставляет на путях, остальные идут за насыпь и занимают огневые позиции.
Одна пара рельсов, затем другая... Кто-то, невидимый в темноте, тихим голосом объясняет то ли себе, то ли остальным:
- Для немцев это очень важная железнодорожная магистраль. Они снабжают по ней войска...
С оружием, готовым к стрельбе, мы ложимся среди редких карликовых березок. Лежим так до восхода солнца, лязгая зубами от холода.
Группировка 23-го пехотного полка выходит из окружения. Остальные части и подразделения дивизии выбираются из ловушки в других местах. Мы все еще называемся дивизией, но это уже не та дивизия, которая в марте на Волыни насчитывала почти шесть тысяч человек. Еще существуют те же самые части и подразделения, только они значительно поредели. Отряд "Основа", ибо такое условное название дано группировке, переправляющейся через железную дорогу, имеет солидный боевой опыт. Много товарищей полегло в боях, но те, которые остались в живых, сумеют мужественно сражаться и выполнить любой приказ командования...
Первый день в новых лесах мы проводим около железной дороги. Немецкие самолеты постоянно летают по ту сторону путей, оттуда доносится также артиллерийская канонада. Порядочно проголодавшиеся еще до наступления вечера, мы удаляемся от железнодорожной магистрали, по которой в точение дня проехало несколько поездов. Начинается майский дождь, становится холодно. Мы проходим через какую-то относительно уцелевшую деревню. Колонна в поисках еды разбегается по домам. Забегаю и я в ближайшую хату. За столом ужинает семья. Простокваша, картошка в мундире и буханка черного хлеба...
- Дайте что-нибудь поесть,- не могу удержаться от немедленной просьбы.
Жадно выпиваю из горшка молоко, кладу в карман немного вареных картофелин и забираю хлеб. Даже не говорю "спасибо". Быстро выбегаю из хаты и присоединяюсь к растянувшейся колонне.
На окраине деревни товарищи берут из скирды снопы соломы. Делаю это и я вместе с Волком и Дикой Кошкой. Несем снопы по очереди и мечтаем, что выспимся на сухой чистой соломе. Светает. "Соломенная" дорога, по которой мы идем, ведет прямо к месту нашего привала. Но она может послужить хорошим ориентиром и для гитлеровцев, поэтому мы вынуждены сменить район запланированной дневной стоянки. На перекрестке просек стоят офицеры и зорко наблюдают, чтобы никто не унес на своей одежде ни соломинки.
Наконец ночной переход заканчивается. Углубляемся в подмокший березняк. Те, кто.не заступает в наряд, валятся на землю и сразу же засыпают. Взвод сержанта Большого охраняет лагерь. Около одиннадцати на него неожиданно натыкаются немцы. Завязывается перестрелка, в результате которой у нас двое раненых. Гитлеровцы отступают. Опасаясь, что нас могут окружить, выступаем раньше запланированного времени. Партизаны, которые несут носилки с ранеными, часто меняют друг друга, так как передвигаться с тяжелой ношей среди кустов и топей, да еще ночью - занятие довольно утомительное. Один из раненых умоляет оставить его, но командир не хочет об этом и слышать.
Через некоторое время дорога становится лучше. Наиболее инициативные партизаны приводят откуда-то две подводы, на которые поручник Гриф (Федоровский), один из наших врачей, укладывает раненых и больных. Теперь мы двигаемся гораздо быстрее. Лес кончается, и мы выходим на полевую дорогу, которую пересекает небольшая речушка. Мост разрушен, поэтому преодолеваем ее вброд. Неожиданно в тылу что-то сверкает, а через мгновение до нас докатывается сильный грохот. На какой-то миг колонна замирает. Снова вспышка огня - и опять неистовый грохот.
- Нащупали нас,- нервно вскрикивает кто-то в темноте.
Но взрывы больше не повторяются. К нам подбегает какой-то партизан и прерывающимся от волнения голосом объясняет:
- Обе подводы с ранеными и больными подорвались на минах. Нечего собирать...
А колонна продолжает свой нелегкий путь. До рассвета мы проходим еще пару километров. Останавливаемся на отдых около затерянного среди болот хутора, насчитывающего всего несколько убогих хат. Оказывается, здесь расположились советские разведчики. Вступаем с ними в разговор. Разведчики охотно объясняют, что несколько дней назад они перешли линию фронта. Нас особенно интересует, когда начнется наступление и в скольких километрах от линии фронта мы находимся. На первый вопрос они не в состоянии дать конкретного ответа, а до линии фронта, по их данным, около двадцати километров.
Все взволнованы этим известием: один ночной переход - и мы за линией фронта! Разведчики, проникнувшись к нам доверием, рассказывают о польской армии под командованием генерала Берлинга, сформированной в СССР. Эта необыкновенная новость с быстротой молнии разносится среди партизан. Начинается паломничество к советским солдатам. Каждый хочет лично услышать что-нибудь о польских войсках.
Около полудня мы узнаем, что "Основа", то есть наша группировка, первой из частей 27-й пехотной дивизии должна пробиться через немецкий фронт на Припяти и перейти на советскую сторону. Мы очень рады, что именно нам дано это важное задание. Все воспрянули духом, у всех поднимается настроение при мысли, что завтра мы окажемся на советской стороне. Как там нас примут и через сколько дней мы будем в настоящем Войске Польском?
Как обычно, после наступления темноты среди партизан начинается оживление. Первыми выходят группы, назначенные в передовое охранение. В конце колонны сформирован транспорт раненых советских солдат. Вместе с нами они должны перейти линию фронта.
Идем лесными урочищами, соблюдая абсолютную тишину. Остановок во время марша не делаем. Около полуночи вверх взвиваются ракеты. Они ярко освещают нейтральную полосу, и нам кажется, что она совсем близко. У меня даже создается впечатление, что линия, разделяющая противоборствующие стороны, проходит где-то за ближайшими кустами или поворотом лесной тропы. Начинает светать. Ракеты теряют яркость, а до фронта мы все еще не дошли. Вдоль просеки, по которой мы идем, лежат несколько полевых телефонных кабелей. Среди идущих заметно волнение. Наконец показались опушка леса и хорошо видимые немецкие деревоземляные укрепления. За ними - заграждения из колючей проволоки и мелиорационные рвы, полные воды. Дальше, среди лугов, течет скрытая в утреннем тумане Припять; на другом ее берегу - свободная от оккупантов земля.
