Овидий Горчаков - Он же капрал Вудсток
Домбровский смело постучал в окно — все «семафоры» были открыты, а метла у ворот, поставленная черенком вниз, означала, что разведчики не должны проходить мимо, так как у Османских имеются для них неотложные сведения.
Через час Констант вернулся в землянку и разбудил Евгения. Командир и заместитель командира группы всегда стремились ходить на задания поочередно, чтобы один из них оставался в землянке. В случае гибели обоих командиров группа «Феликс» вряд ли смогла бы успешно продолжать свою работу.
— Итак, — сказал Констант, — тигры в клетке. Теперь твоя очередь войти в клетку. Сам напросился. Да, тигры ждут тебя, Евгений.
Сейчас, ночью, в этом холодном темном погребе, похожем и вправду на братскую могилу, перспектива встречи с глазу на глаз с тиграми показалась Евгению не столь уж заманчивой. Но он сам напросился на это дело. Отступление невозможно. Главное, не подвести товарищей, не сорвать задание.
— Что тебе нужно для подготовки? — спросил Констант Домбровский.
— Прежде всего, — тихо сказал, закуривая, Евгений, — хотя у нас остался в запасе всего один комплект радиопитания, я должен несколько дней слушать Би-Би-Си. Слушать, восстанавливать акцент, интонацию, вспоминать старые идиомы и запоминать новые, военного времени. И главное, все это время думать по-английски. Ну и, разумеется, я должен в считанные дни узнать как можно больше о сегодняшней Англии.
И вот, лежа на холодных нарах землянки, Евгений то и дело включал коротковолновый «Север» и настраивался на Лондон, выключая радиоприемник только для того, чтобы остыли лампы. Обычно он был задумчив, слушал сосредоточенно, но нередко и улыбался, даже посмеивался.
— Лучше всего усваиваешь разговорную речь, слушая не диктора, а артистов варьете. Вот послушай! «Желать смены правительства все равно что искать сладкий лимон!» Или вот: «Самый хитрый немец — Франц фон Папен: будучи странствующим послом фюрера, он получил тем самым право не жить в Германии!» Или вот еще: «Как идут ваши дела?» — спросил наш корреспондент президента Ассоциации директоров похоронных бюро США. «Все было бы о'кэй, ответил тот, — если бы не эти проклятые новые сульфонамидные лекарства!»
Констант лишь вздохнул, с беспокойством поглядывая на друга. А тот почти не спал уже три ночи. Когда тушили «летучую мышь», он лежал в абсолютном подземном мраке с открытыми глазами и всю ночь вспоминал годы детства, проведенные в Америке и Англии, вновь и вновь на разные лады представлял себе скорую встречу с «тиграми». «Never say die» — твердил он про себя английскую поговорку, по-русски означающую просто «не унывай!».
А в «братской могиле» шла своя жизнь. В предпоследний день ускоренного курса «англоведения» Евгения Констант собрал общее партийно-комсомольское собрание. Разумеется, закрытое для всего легального населения «третьего рейха». На повестке дня: персональное дело Пупка. Сначала Констант хотел было судить Пупка товарищеским судом, но Петрович, Димка Попов, Олег, Верочка и остальные разведчики отговорили его от этой чересчур суровой меры.
Пупок — рядовой разведчик, чье настоящее имя, равно как и его разведывательный псевдоним, давно забыты в группе. Он типичный представитель того добровольного подкрепления, которое получали в тылу врага на занятой врагом советской земле наши зафронтовые разведчики, подготовленные на Большой земле. Подкрепления из тертых окруженцев, бежавших военнопленных и партизан-разведчиков. В партизанской разведке этот отважный и опытный воин был на своем месте, но имперская провинция Вартеланд не Смоленщина, не Белоруссия. Там была, хоть и оккупированная, своя земля, свой народ. А здесь все чужое. Здесь Пупок с одним своим единственным родным языком и глух и нем. На него можно по-прежнему положиться в любом бою, но в том-то и беда, что здесь, на германской земле, разведчикам надо всячески избегать открытого боя, надо воевать не партизанским оружием, а умом да умением. Без знания языка тут только на посту стоять да продукты добывать. Потому-то и чувствует себя здесь Пупок не в своей тарелке.
Откуда такое прозвище — Пупок? Прозвищем этим обязан он одной забавной довоенной песенке из своего необъятного и неистощимого репертуара остряка, затейника и балагура. Песенка, которую он давно, уж с сорок второго года, когда навсегда прилипло к нему это смешное и немного обидное прозвище, не исполняет. Из этой песенки Евгений Кульчицкий только и помнил две строчки:
На зеленом поле стадиона
Футболисты общества «Пупок»…
— Товарищи! — строгим тоном начал командир. — Пора наконец обсудить недостойное поведение Пупка, позорящее высокое звание советского разведчика. В дни, когда все мы голодали, он неизвестно куда дел доверенные ему несколько метров парашютного перкаля и явился на базу навеселе. И нечего тут хихикать, Попов! Твое хихиканье и улыбочки Олега только показывают, что группа еще не осознала полностью всю серьезность поведения Пупка. За такие дела под военный трибунал отдают!.. Итак, какие будут предложения?
— Пусть Пупок сам расскажет, как было дело, — предложил из дальнего угла Петрович, добриваясь опасной бритвой.
— Да что тут баланду травить, — начал Пупок, потупясь и в то же время радуясь возможности выступить солистом перед публикой. — Все вы, кореши, знаете, что я втрескался как цуцик в дочку Тестя Крисю. Мировая дивчина. А возле нее этот хлюст Богумил из группы Казубского все сшивался. А кто он, думаю, рядом с Пупком? Неважней, ноль без палочки. Ну и началась тут шебутиловка. Хотел я этого храпоидола смазать по шапке, да Крися меня за руки, а я вовремя вспомнил про братьев-славян и все такое прочее. Захожу к Тестю через неделю, гляжу, Крися сидит и нос повесила, «В чем дело?» спрашиваю. И тут она мне такое сказала, словно обухом по голове. «Да в том, говорит, — что решили мы с Богумилом обвенчаться и уже ксендза нашли, хотя швабы все костелы позакрывали, но нет, — говорит, — у меня ни подвенечного платья, ни фаты». Поплелся я к вам, в «братскую могилу». По дороге поостыл немного. Вспомнил последние слова Криси о фате, а потом и про перкаль у себя в сидоре. Не мог тут я показать себя кусочником. Вернулся бегом. «На тебе, говорю, — от десантников-разведчиков. Пойдешь под венец, как ни одна невеста на свете не ходила, к подпольному ксендзу прекрасная, как ангел небесный, в фате из небесного, воздушного перкаля». Крися, дурочка, заревела от радости, чмокнула меня в нос и сразу к зеркалу. А женишок ее, Богумил, этот хмырь, тут же сообразил у кого-то в Бялоблотах поллитра брендки. Выпили мы с ним, но не допьяна, а вполпьяна. Командир, решил я, поймет, ведь Костя у нас властью не заедается… А в землянку пришел — Домбровский слушать не стал. Говорит, судить тебя будем все. Вот и весь сказ. Как на духу. Святой истинный крест!..
