Михаил Арлазоров - Циолковский
«Этим далеко не полным очерком, – писал Циолковский, – я заканчиваю пока (разрядка моя. – М. А.) описание явлений свободного пространства.
В последующих частях этого труда я буду иметь возможность не раз возвращаться к свободным явлениям.
Когда я покажу, что свободное пространство не так бесконечно далеко и достижимо для человечества, как кажется, то тогда свободные явления заслужат у читателя более серьезного внимания и интереса».
Как видите, уже тогда, в 1883 году Циолковский ставит перед собой далеко идущую задачу. Осуществление ее займет годы. Но молодому исследователю не терпится. Ему хочется разыскать посадочную площадку для той бочки, которую помчат в космос извергающиеся из нее газы. Куда лететь? Вопрос недолго ждал ответа. Конечно, к Луне – нашей ближайшей космической соседке.
«Путешествие на Луну» – чистейшая фантастика. Вот почему Циолковский избирает и соответствующую литературную форму. Его рассказ написан в форме сна, волшебного сна человека, задремавшего на Земле и проснувшегося на Луне.
Фантастика здесь лишь средство популяризации. Не острый сюжет или глубоко очерченные человеческие характеры, а ошеломляющее новизной изложение известных науке фактов – вот чем собирался ученый завоевать читателя. Тот, кто прочтет его книгу, познакомится с неведомым миром, расположенным за 380 тысяч километров от Земли. Именно в этом – в умении сделать далекое близким, в искусстве отбора фактов, не укладывающихся в привычные представления, – и заключалась сила рассказа, вернее очерка, «На Луне».
Черный купол небосвода, украшенный синим солнцем и неподвижными, как шляпки серебряных гвоздей, звездами, повис над безводной пустыней. Ни озерца, ни кустика, ни воды...
Нет ветра, шелестящего на Земле травой, покачивающего верхушки деревьев. Не слышно стрекотания кузнечиков. Не видно ни птиц, ни пестрых бабочек. Кругом только горы, высокие угрюмые горы и глубокие пропасти. Не сразу разберешься, что подстерегает человека в страшном неизведанном мире...
Вот вытащена пробка из графина. Вода бурно закипела и тотчас же обратилась в лед. Здесь пыж улетает с пулей, пушинка догоняет камень. И нужно ли удивляться? Ведь на Луне нет воздуха. Лопнул баллон электрической лампочки, а она продолжает гореть как ни в чем не бывало. Беззвучным фейерверком красноватых искр рассыпаются врезающиеся в Луну метеориты...
Волшебный, удивительный сон! Особенно удивительный для тихой и тягомотной жизни маленького заштатного городка.
Впрочем, даже в этой монотонной жизни Циолковский умел находить свои прелести. Всегда он что-нибудь затевал, всякий раз его неожиданные затеи ошеломляли степенных и солидных боровчан.
На забавы учителя местные толстосумы и их присные смотрели буквально с вытаращенными глазами. Летом, размахивая топором, словно заправский плотник, учитель строил диковинные лодки, зимой мчался на коньках, распустив вместо паруса большой черный зонт, или разъезжал по льду в парусном кресле, пугая крестьянских лошадей. От него можно ждать чего угодно. Склеил из бумаги воздушный шар с дыркой внизу, положил под дырку лучинку, зажег – шар поднялся и полетел. А потом лучинка пережгла ниточку – и на Боровск посыпались искры. Ведь так, спаси господи, недалеко и до пожара. Хорошо, сапожник поймал на своей крыше этот шар, заарестовал его да в полицию...
Боровчане не понимали Циолковского, а не понимая, осуждали. Подчас они смотрели на него, как на блаженного. Ну, в самом деле, можно ли всерьез принимать человека, который, возвращаясь вечером из гостей, подбирает у колодца гнилушку только потому, что она светится, и несет ее домой, теряя при этом зонтик? Или вдруг выклеивает из бумаги ястреба и запускает его на незаметной тонкой нити?
Удивлялись боровские обыватели, недоверчиво косились товарищи учителя. Своим сослуживцам Циолковский казался странным человеком. Впрочем, все относительно. Константин Эдуардович тоже не мог сказать о своих коллегах, что они пришлись ему по вкусу. Особенно не нравились Циолковскому несостоявшиеся кандидаты в попы. А их-то, бывших семинаристов, и было как раз больше всего. Любители праздников, гостей, выпивок, эти люди частенько совершали бесчестные поступки. Вытянуть взятку у бедняка, мечтавшего о дипломе сельского учителя, было для них самым заурядным делом.
Иное дело – детвора. Школьники очень любили доброго учителя. Он никогда не ставил двоек и показывал так много интересных вещей. Ведь монгольфьер, наделавший столько шума огненным полетом над Боровском, был лишь деталью в буднях молодого учителя.
Мы уже знаем о первых научных трудах, написанных в Боровске. Начинающий исследователь поверил бумаге множество смелых мыслей, не чуждался он и экспериментов. Многое в домашней лаборатории сделано собственными руками. Циолковский строгал, пилил, паял, клеил, сколачивал...
Но в один прекрасный день (Циолковский вспоминает о нем в книге «Простое умение о воздушном корабле и способ его построения») вдруг показалось, что увлекательные мечты о свободном пространстве ужасно далеки от реальной жизни. Внезапно захотелось заняться чем-то другим, более полезным. Циолковскому хочется обратиться к делу, где можно сочетать теоретические научные расчеты с искусством своих в полном смысле слова золотых рук. И тут вновь вспыхнула юношеская мечта о цельнометаллическом управляемом аэростате...
Глава вторая
Заблуждение или предвидение?
5. Первый шаг в небо
Циолковский на распутье. Ему предстоит выбор – то ли приниматься за проект небывалого цельнометаллического аэростата, то ли искать пути проникновения в космос.
«Странная дилемма – удивится читатель. – Конечно, космос! Да можно ли было в этом сомневаться?»
Сегодня сомневаться действительно не приходится. Но перенесемся на три четверти века назад. Зададим тот же вопрос ученым.
«Разумеется, аэростат – ответило бы большинство из них. – Воздухоплавание – дело реальное, перспективное, это же ясно каждому. Почитайте, что пишет о нем Менделеев, посмотрите, как растет в России интерес к проблеме полета...» И, заканчивая свою тираду, ваш собеседник, вероятно, добавил бы:
«Что же касается свободного пространства, это... Извините, это слишком туманно и чересчур проблематично!»
Впрочем, строго говоря, пожалуй, неправильно формулировать дилемму, возникшую перед Циолковским: атмосфера или космос.
«Мысль о сообщении с мировым пространством не оставляла меня никогда», – неоднократно подчеркивал Циолковский. Не покидала его эта мысль и в годы борьбы за аэростат, борьбы самоотверженной и нелегкой. Ведь, принимаясь за аэростат» Циолковский хотел одного – поскорее подняться на очередную ступеньку великой лестницы, в космическое пространство.
