Любен Георгиев - Владимир Высоцкий знакомый и незнакомый
Лидия Мизинова (Лика) Марины Влади была обаятельной, обладала сильным характером, иногда проявляла капризность и ветреность, но любила великого писателя, даже когда изменила ему и уехала в Париж. По облику и манерам, по всему душевному строю и по неповторимой напевности речи она была типично русской женщиной. И с экрана звучал ее собственный голос — роль Марины не нужно было озвучивать с помощью другой актрисы, как это делается, чтобы избежать акцента, когда приглашают иностранных исполнителей.
Собственно, Марина Влади — русская и по отцу и по матери. Ее настоящее имя — Марина Владимировна Полякова-Байдарова, так написал его Булат Окуджава, посвятив ей свою прощальную песню о Высоцком. Фамилия ее образовалась от сокращения отчества — Марина Владимировна.
Ее отец закончил Московскую консерваторию. Когда вспыхнула первая мировая война, на военную службу его не взяли, потому что он был единственным сыном овдовевшей матери. Тогда он уехал во Францию, где не существовало такого закона, и пошел добровольцем в армию. Он стал военным летчиком, участвовал в боевых действиях, был награжден орденом, ранен. После войны поселился во Франции и пел в Парижской опере. В 1919 году во время гастролей театра в Белграде он познакомился со своей будущей женой (семья девушки эмигрировала из России). От их брака родились три дочери, которых воспитывала бабушка. Она так и не сумела овладеть французским и учила внучек говорить по-русски, пела им русские песни, водила в православную церковь, так что позже сестры (все стали актрисами) записали несколько грампластинок с русскими песнями. Есть и целая кассета русских песен, записанных Мариной Влади и Владимиром Высоцким для грампластинки, вышедшей в 1987 году.
Марина Влади издала целый том мемуаров о своих ранних годах, о своей семье и особенно о бабушке. Они так и озаглавлены — «Бабушка». Вероятно, эти воспоминания будут продолжены, работа над ними была прервана в связи с внезапной смертью Владимира Высоцкого, последовавшей вскоре после смерти сестры Марины — Одиль.
Размышляя над всеми этими фактами, я прихожу к выводу, что Марина Влади с полным основанием могла заявить: «Я — русская, хотя и с французским паспортом». И Высоцкий в своих стихах подчеркивал русское происхождение жены. Они жили в разных городах, в разных государствах, их разделяли огромные расстояния. Но что Владимир мог ей предложить, если и сам не имел квартиры?
— Поначалу жили в гостиницах, где я останавливалась в Москве, — вспоминает Марина сейчас, — или у Володиной матери, на улице Телевидения в Черемушках. Когда один из знакомых журналистов уехал в длительную командировку за границу, он оставил нам свою квартиру в Матвеевском, перебрались туда. В 1975 году построили кооперативную квартиру на Малой Грузинской. Она и стала нашим домом.
Действительно, что он мог ей предложить в период их ранней, искрометной любви? Он мог воспевать ее в своих песнях, мог доставать для нее звезды с неба, мог обещать украсть ее и увезти в «заколдованный лес», «в светлый терем с балконом на море». А потом совершенно реалистически и здраво попросить ее:
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
если терем с дворцом кто-то занял.
Роскошные чертоги и дворцы всегда оказываются кем-то заняты. Но есть домики в горах, моторные лодки на Москве-реке, квартиры друзей, куда можно позвонить в любое время суток. «Люблю тебя сейчас не тайно — напоказ», — громко пел Высоцкий, и вся страна знала об этой его любви. В своих песнях он придавал ей поэтическую гласность, в них были и страсть, и томление, и ревность, особенно когда он должен был искать ее по телефону в Париже, в Варшаве, в Осло, в Иране… Он хотел любить ее сейчас, в эту минуту, больше всего на свете он боялся произнести сокровенный глагол «любить» в прошедшем времени, готов был спорить с «поэтом поэтов», Александром Сергеевичем Пушкиным, и вел поэтическую полемику с его столь благородным, рыцарским «Я вас любил: любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем…».
Марина Влади исповедуется сегодня в том, что явствует и из песен Высоцкого. Вспоминая двенадцатилетнюю историю их отношений, она признается, что все это время они сохраняли первоначальное чувство влюбленности, которое обычно гибнет в прозе брака, в супружеском быту. Можно допустить, что этому до известной степени способствовали частые разлуки: чувство сохраняло свою свежесть, не опошлялось бытовыми и житейскими неурядицами, поддерживалось непрестанным желанием видеть друг друга. Но я думаю, что главная причина все же в другом. Только большая, необыкновенная любовь может уцелеть в условиях нашего вечно спешащего века, создающего столько технических средств для разлуки двух душ и столько преград перед их стремлением слиться в одно целое.
И все же были недели и даже месяцы, когда они не расставались. Чаще летом, когда отпуска совпадали. Чем они занимали тогда свое время?
— Путешествиями, знакомством с новыми местами. Володя старался показать мне как можно больше всего из того, что он любил, что было ему дорого, — рассказывает Марина Влади. — Мы побывали с ним на Кавказе, на Украине, совершили круиз по Черному морю на теплоходе «Грузия». Как-то он снимался в Белоруссии, взял меня с собой. Мы ездили по республике. Жили в деревне у какой-то бабушки, ночевали на сеновале. Это было прекрасно: великолепный лес, озера. Причем мы совершали не туристические поездки — что-то посмотрел, покатил дальше. Где бы мы ни останавливались, у Володи находились знакомые, друзья, так что главным всегда оставалось общение с интересными людьми. Для меня это, ко всему прочему, было узнаванием своих русских корней, открытием родины моих родителей.
Кроме служебных и иных обязанностей у Марины Влади была еще одна серьезная причина, мешавшая ей переехать в Москву:
— Все было очень сложно, особенно для меня. Троих моих сыновей нужно было учить. Я не могла привезти их в Москву, несмотря на то, что они обожали Володю. И кроме того, имела ли я право навязывать любимому человеку свою уже сформировавшуюся семью? Так мы и жили: Володя в Москве, я в Париже. Выучили почти что наизусть расписание самолетов. Может быть, была в нашей жизни и своя положительная сторона. На границе расставаний и встреч не обращаешь внимания на мелочи, на поверхностное…
И все же разлуки были для них невыносимы. Помню, каким мрачным и молчаливым выглядел Владимир во время встречи Нового, 1969 года в Театре на Таганке. Возле его столика стоял пустой стул. Должна была приехать Марина (два или три раза он выходил куда-то звонить по телефону), но она не приехала. Зато каким счастливым я вижу его рядом с Мариной среди трех десятков гостей на общей фотографии, сделанной в доме Беллы Ахмадулиной. Оба они были счастливы, хотя и знали, что очередная разлука неизбежна.
