Александр Воронцов-Дашков - Екатерина Дашкова: Жизнь во власти и в опале
Дашкова получила от отца сильно урезанное приданое в 10 тысяч рублей и имущество, оценивавшееся примерно в 13 тысяч, тогда как ее сестра Мария лишь годом ранее получила почти в два раза больше — от 30 до 40 тысяч[84]. Роман Воронцов никогда не был особенно щедр по отношению к детям, в случае же Дашковой он даже не обеспечил ее средствами к существованию, что сказалось позже, когда она особенно нуждалась в его финансовой поддержке. Хуже того, ее муж, любивший азартные игры и широкую жизнь, спустил все приданое в первый год совместной жизни; его долги были так велики, что Дашкова была вынуждена продать приобретенное имение, чтобы их заплатить[85]. Несмотря на обиду, которую она могла чувствовать из-за малости приданого и финансовых горестей, Дашкова очень старалась быть хорошей и почтительной дочерью. Она регулярно писала отцу о своем здоровье, крещении дочери и других семейных событиях[86]. Но Роман Воронцов оставался холодным, отстраненным и отвечал редко. Дашкова была задета. Положение еще более ухудшилось, когда в мае она отправилась на юг от Москвы для встречи с семьей мужа и свекровью. Это путешествие, казалось, предопределило многие трудности и нелегкое течение ее брака. Дорога между Петербургом и Москвой была ненадежной и утомительной. Княгиня подскакивала в жесткой карете на выбоинах, камнях и устланных бревнами переездах. Она проедет по этой дороге несчетное количество раз в своей жизни.
Дашкова и ее супруг были во многом полными противоположностями. Он был красив, с мягкими манерами, общителен и дружелюбен; будучи хорошим танцором, чувствовал себя как дома в сверкании и вихре балов и светских событий. Она была склонна к размышлениям, серьезна, прямодушна и решительна. Более того, они пришли из двух разных миров, сосуществовавших в России XVIII века. Семья Дашковой была богата и могущественна, ее члены принадлежали к петербургскому обществу, считавшему себя западным и просвещенным. Ее муж происходил из старого московского патриархального семейства. Именно через семью мужа молодая женщина погрузилась в новую для нее, незнакомую русскую жизнь. Вдали от петербургского двора она иногда чувствовала себя иностранкой в чужом краю. Столь различное происхождение новобрачных обязательно должно было сказаться на их семейной жизни. Хотя женитьба ее сына представляла собой союз старого московского дворянства и властвующей петербургской элиты, Анастасия Дашкова не любила и не одобряла свою невестку. Анастасия была племянницей Натальи Нарышкиной, матери Петра Великого, третьей женой и вдовой Ивана Дашкова. Семья Дашковых, вместе с горсткой других русских семейств, вела свое происхождение от легендарного Рюрика, с которым теперь в родство вступила и Екатерина. Члены семьи служили своей стране как воеводы, стольники и бояре, но к XVIII столетию они уже не находились в центре политической власти, их влияние ослабло. Те, кто удалился от двора или ушел из армии и более не служил в Петербурге, жили в Москве и усадьбах, окружавших древнюю столицу России. Так Дашкова, зараженная наиболее прогрессивными идеями своего времени, оказалась в затхлом мире старого московского дворянства среди стареющих, смотрящих в прошлое родственников. Они проводили время, вспоминая былую славу своих предков и обсуждая генеалогические проблемы.
В Москве новобрачные поселились в доме Дашкова в Леонтьевском переулке недалеко от Тверской улицы. Анастасия Дашкова не понимала необычных манер невестки, ее независимого духа, любви к наукам, интереса к тому, что казалось радикальными французскими идеями, и нежелания согласиться с приличиями и общепринятыми нормами женского поведения. Фактически эти две женщины едва могли общаться друг с другом, поскольку свекровь не знала французского, а Дашкова плохо говорила по-русски. Сначала Анастасия Дашкова пыталась скрывать неприязнь к Екатерине. Семен Воронцов, посетивший их в Москве, написал отцу, что сестра в очень хороших отношениях со своей новой семьей, а свекровь «любит мою сестру»[87]. Екатерина также прилагала все усилия, чтобы привыкнуть к семье мужа. Надеясь стать к ней ближе, она начала усиленно изучать русский язык. Несмотря на все усилия, она не могла быть идеальной женой и матерью, довольствуясь домашним хозяйством и воспитанием детей. Занятия исключительно семейными проблемами никогда ей не нравились, несмотря на все попытки убедить себя в обратном, и она продолжала поддерживать контакты с московской группой передовых писателей и мыслителей.
Дашкова забеременела и 21 февраля 1760 года после мучительных родов, длившихся двадцать часов, произвела на свет дочь, которую назвали Анастасией в честь бабушки. Ребенок родился нездоровым и, по мнению самой Дашковой, недоразвитым. Опустошенная физической и эмоциональной травмой своих первых родов, Дашкова тем не менее заметила разочарование мужа и свекрови. Была некая ирония в том, что от женщины, мечтавшей о создании альтернативной генеалогии, основанной на женской дружбе, теперь ожидали производства наследника мужского пола для сохранения фамилии Дашковых. Отношения со свекровью оставались натянутыми. В мае того же года Дашкова, набравшись сил, покинула Москву вместе с мужем и трехмесячной дочерью. Княгиня чувствовала облегчение, хотя Анастасия Дашкова и сопровождала их. Они отправились на юг через Серпухов в Троицкое — наследное имение Дашковых в Калужской губернии, примерно в 60 верстах от Москвы. Первым из семьи, кто владел этими землями, был Иван Дашков, который проявил себя в 1612 году вместе с князем Пожарским в битве с польскими интервентами у Арбатских ворот Москвы. Расположенное в мягком, пасторальном ландшафте на высоких берегах реки Протвы имение станет любимым местом жительства Дашковой и местом ее упокоения. Хотя имение было в полном разорении, Дашкова почувствовала себя здесь свободнее и уютнее. Казалось, время летело в окружении ее любимых книг и клавесина — она вернулась к чтению, писательству и музицированию.
Ее уединение было прервано только визитом Семена, который осенью 1760 года путешествовал по России, инспектируя семейные владения. Опять он пишет домой о сестре, поддерживая мнение о том, что Дашкова счастлива среди своих новых родственников[88]. К концу года отпуск Михаила Дашкова из Преображенского полка закончился и семья вернулась в Москву. Екатерина не желала возвращения мужа в Петербург, в то время как доктора запретили ей путешествовать из-за новой беременности. Она написала отцу, умоляя его употребить свое влияние и добиться продления отпуска мужа на пять месяцев, но безуспешно: Дашков должен был явиться в полк. С его отъездом Екатерина заболела лихорадкой и горячкой, а затем впала в депрессию, рыдания и апатию до такой степени, что перестала писать мужу. Она знала, что пока она страдает от одиночества, эмоциональной боли и физического неудобства своего положения, ее муж ведет приятную жизнь молодого офицера в столице — играет, пьет, участвует в карнавалах и санных праздниках в Ораниенбауме. Она также подозревала, что он не был столпом супружеской верности.
