Эрих Керн - Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941–1945
«Я тот самый человек, который наводил на Херсон огонь советской артиллерии и который повинен в смерти 63 русских женщин и детей и определенного числа германских солдат. За это я буду сегодня повешен».
По пути движения процессии отовсюду сбегались мужчины, женщины и дети, которые, прочитав надпись, молча уступали место другим. Когда один пожилой крестьянин не смог сразу разобрать надпись, приговоренный к смерти с готовностью и явным удовольствием повторил ему текст слово в слово.
– Значит, это ты, – проговорил крестьянин. Мужчина спокойно кивнул.
– Тогда поделом тебе, – заметил крестьянин так же спокойно. – Я рад, что этих проклятых комиссаров наконец-то прогнали ко всем чертям.
– Они еще вернутся, – пообещал невозмутимо мужчина с плакатом.
Крестьянин со страхом взглянул на него и истово перекрестился. Несколько стоявших вокруг женщин тоже осенили себя крестным знамением.
– Ну что же, пусть Господь пошлет тебе легкую смерть, – сказал крестьянин и предложил осужденному папиросу, которую тот неуклюже принял скованной рукой. – Когда это должно произойти?
– Нынешним вечером, – ответил коммунист с готовностью.
Затем процессия двинулась дальше. Мы, наблюдавшие за этим эпизодом немецкие солдаты, переглянулись в полном недоумении. Вероятно, пожилая женщина с Поволжья правильно подметила: чтобы понять душу русского человека, мотивы его поведения, требуются другие, не совсем обычные мерки.
На следующее утро нас отвели в район города Бобринца на отдых и переформирование. Из Германии прибыли новобранцы, призванные восполнить наши тяжелые потери в личном составе, а с ними почти сразу и дизентерия.
Госпитали оказались переполненными заболевшими. Первым из моих друзей заразился Кауль, которого я не встречал уже давно, с тех пор как его перевели в особое подразделение другого батальона. Он жаловался на серьезное расстройство желудочно-кишечного тракта, и, когда мы встретились, я воочию увидел, какой он бледный и худой. Мы разговорились, и я рассказал ему о женщине из немцев Поволжья.
– Быть может, она права, – задумчиво проговорил Кауль. – Вполне возможно. Одно не подлежит сомнению: что бы красные ни начинали, они всегда доводят свои дела до логического завершения. В своих действиях они последовательны и беспощадны. Все замыслы они осуществляют с железным упорством и настойчивостью, тогда как мы часто ограничиваемся пространными рассуждениями. Другими словами, красные делают все до конца, мы же во многих вещах застреваем на полпути.
Я искоса взглянул на Кауля, и мне показалось, что он в чем-то переменился.
Последующие несколько дней мы ели, пили и отсыпались. Ежедневные сводки возвещали о нескончаемой серии блистательных побед германского оружия.
Число дизентерийных больных возрастало. Уже вернувшиеся из госпиталей рассказывали жуткие истории об условиях пребывания в лечебных заведениях. Многие пациенты были вынуждены вместо кроватей довольствоваться разостланной на голом полу соломой, не хватало уток, и люди были вынуждены использовать для этих целей солдатские стальные каски.
Как-то утром я поймал себя на том, что с радостью смотрю на свои нормальные экскременты. По-видимому, беда обошла меня стороной, и я был абсолютно здоров. Вскоре пришел приказ, запрещавший пить некипяченую воду и есть арбузы.
Наш период отдыха прервался внезапно. Началось новое наступление, и нам предстояло выдвинуться к Днепру. Когда вечером мы подъехали к реке, я вдруг почувствовал сильное недомогание и поспешил сойти с грузовика. С трудом удалось мне потом найти свою часть в гуще автомашин, скопившихся перед временным мостом у Берислава. После этого мне пришлось еще три или четыре раза бегать в поле. На лбу выступили крупные капли пота, тело сотрясала дрожь. У моста на обочине нам повстречался фельдфебель нашей роты.
– Слышал новость? – спросил он. – Мы только что похоронили Кауля.
У меня болезненно сжалось сердце. Кауля направили в госпиталь для обследования, и на следующий день он умер: не выдержало сердце.
– Сегодня ты жив, а завтра уже готов, – философски заметил фельдфебель. – Будьте осторожны, нам предстоят жестокие бои.
Мы достигли моста в полной темноте, но не успели мы проехать по нему и пятисот метров, как в небе вспыхнуло ослепительным светом множество осветительных ракет. Затем градом посыпались бомбы, взрывы следовали один за другим, справа, слева и повсюду вокруг. А мы сидели не шевелясь в автомашинах, стоявших на мосту. Расположенные по обе стороны реки немецкие зенитные батареи вели интенсивный огонь, а бомбы не переставали падать. К счастью, ни одна из них не задела моста этой ночью.
На следующее утро у меня открылся кровавый понос. Но в моем воображении непрестанно маячил призрак ужасного госпиталя, о котором я столько наслышался, и я крепился изо всех сил: ничего не ел и все время ужасно страдал от нестерпимой жажды. На привалах батальонный врач пичкал меня активированным углем.
К счастью, в этот период нам почти не приходилось сражаться: враг поспешно отступал под натиском немецких передовых частей. На восьмые сутки я настолько ослабел, что едва держался на ногах. И в этот момент моего пребывания в полуобморочном состоянии мне было приказано взять отделение солдат, двух посыльных на мотоциклах и в штабной машине разведать дорогу впереди. С трудом я следил за рукой офицера, указывавшего мне предстоящий маршрут.
– Вам надлежит добраться только вот до этих двух сел, и не дальше, – подчеркнул он.
Мы ехали великолепным днем мимо плодородных полей, раскинувшихся по обе стороны дороги, и роскошных виноградников, покрывавших склоны окрестных холмов. Мы все дальше углублялись на вражескую территорию. Солдаты с опаской поглядывали на плантации высоченной кукурузы, где легко могла укрыться целая рота. Меня это мало беспокоило, лишь бы скорее очутиться в этих селах: тогда снова отдых и спасительный сон.
Наконец сквозь густую зелень фруктовых деревьев проступили соломенные крыши села Великие Копани. К нему мы приближались, соблюдая сугубую осторожность. Едва сгибая дрожавшие от слабости колени, я вышел из машины на дорогу и попытался расспросить стоявшую на обочине юную девушку. Но она словно окаменела и в ответ на все мои вопросы только трясла головой. Вероятно, передо мной была комсомолка. Раздосадованный, я оставил ее в покое. Тем временем в дверях дома напротив показалась женщина, которая и снабдила нас необходимой информацией. По ее словам, последние части Красной армии прошли через село три часа тому назад.
– Они ушли вот в этом направлении, – указала она рукой.
