Эрих Керн - Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941–1945
Было великолепное летнее утро. Мадам Лаваль стояла молча рядом с водолазом, которого звали Григорий Иванович, когда катер вез их к одному из трех судов, все еще стоявших на якоре в одесской гавани. К одиннадцати часам море достаточно успокоилось и водолаз смог спуститься под воду на относительном мелководье.
Ритмично работали насосы. Маргарита не отрываясь смотрела туда, где исчез водолаз; находившийся неподалеку представитель красной милиции не сводил глаз со своих наручных часов. Но не прошло и трех минут, как из глубины последовал условный сигнал тревоги, и матросы быстро подняли водолаза на борт. Внешне на водолазном костюме не было заметно никаких повреждений, но когда отвинтили шлем, то увидели, что Григорий Иванович мертв.
Ошеломленные, потерявшие дар речи матросы сгрудились над мертвым телом.
– Мадам, – проговорил чекист, руководивший поисками, после того как все попытки вернуть Григория Ивановича к жизни не увенчались успехом. – Как видите, произошел несчастный случай. Мы удовлетворили вашу просьбу, и я не могу вам больше чем-либо помочь.
– Но разве на судне нет другого водолаза?
Чекист вопросительно посмотрел на стоявших вокруг моряков, которые под его взглядом в испуге отшатнулись.
– Граждане! – сказала мадам Лаваль. – Я уплачу десять тысяч рублей тому, кто вернет мне тело моего мужа.
– Десять тысяч рублей! – послышался недоверчивый шепот. – Целых десять тысяч рублей.
– Быстренько решайте, – проговорил чекист. – Француженка сдержит свое обещание, я ручаюсь.
Кочегар, решившийся на погружение, спокойно наблюдал за тем, как с мертвеца стаскивали водолазный костюм. Потом, не произнеся ни слова, натянул его на себя и исчез под водой.
Кольцо за кольцом равномерно разматывался трос, а пунктир поднимавшихся из глубин воздушных пузырей указывал на то, что новый водолаз уверенно продвигается к тому самому месту, где, предположительно, находятся утопленники. И вновь несчастная французская женщина не сводила глаз с поверхности моря, и опять присутствовавший при этом чекист отсчитывал роковые минуты.
Внезапно последовал отчаянный рывок за сигнальную веревку. Матросы дружно ухватились за трос, и скоро кочегар снова оказался на борту. Когда же сняли с него шлем, то увидели кровь и пену, идущие у него из носа и рта. Он дико поводил глазами.
– В чем дело? – рассердился чекист. – Ты что, спятил?
– Десять тысяч рублей! – пронзительно завопил кочегар. – Там десять тысяч мертвецов, идущих по дну моря! Священники, буржуи, генералы и солдаты.
Он с криком начал кататься по палубе и неистово размахивать руками. (Подобные массовые утопления особенно практиковались после занятия 6 ноября 1920 г. Красной армией Крыма, когда десятки тысяч воинов Русской армии Врангеля, а также десятки тысяч русских мирных беженцев, поверив обещаниям амнистии, сдались в плен и были зверски убиты командами палачей под руководством эмиссаров из Москвы – Белы Куна и Розалии Землячки (Залкинд). – Ред.)
– Вы слышали, товарищ? Здесь, в больнице, лежит человек, который их видел.
– Кто кого видел?
– Мертвецов, – объяснила женщина, выходя из булочной с караваем хлеба, полученным по распределению.
– И среди них возвышается во весь рост священник с развевающимися волосами и воздетыми к небу руками, проклинающий нас и наш город. Все они стоймя бродят по морскому дну. Слышите, стоймя!
Слухи о бродящих мертвецах распространились от дома к дому, проникли в красноармейские казармы, в тюремные камеры приговоренных к смерти, поползли по узким кривым переулкам и трущобам Одессы, где обитал пролетариат. Вечером в городе, в разных концах, стали раздаваться угрозы по адресу руководителей красных.
На следующее утро в порту вспыхнул бунт и началась забастовка. Туда поспешил главный комиссар ЧК.
– Мертвые не бродят! Идиоты! – яростно кричал он возбужденным собравшимся. – Тела стоят прямо, потому что после трех дней пребывания в воде стремятся всплыть на поверхность, а груз, привязанный к ногам, держит их у дна. Кончайте базарить, товарищи, и возвращайтесь на свои рабочие места.
– Мертвые шлют вам свои проклятия! – крикнула какая-то женщина.
– Мертвые околдовали наш город, наших детей и тебя, сволочь! – взревела толпа.
Главный комиссар исчез за шеренгой чекистов с винтовками на изготовку.
– Очистить улицу! Разойдись!
Из толпы полетели камни, и люди, судя по всему, не собирались отступать.
Комиссар махнул рукой в кожаной перчатке. Когда дым рассеялся, улица была пуста. Главный комиссар, перешагивая через убитых, поспешил к своему автомобилю.
Пожилая женщина, сделав последний глоток, поставила чашку на блюдечко.
– Мы намереваемся освободить русский народ, – заверил я, – освободить от красного рабства и бессмысленного существования.
– До женитьбы мой муж принадлежал к меньшевикам, – продолжала моя собеседница. – Он тоже мечтал об освобождении народов России. Каждый россиянин мечтает об этом, независимо от его взглядов или ощущений. Но моему мужу в ходе борьбы пришлось столкнуться с теми же самыми явлениями, какие мы наблюдаем вокруг и сегодня. Он умер после двадцати лет принудительных работ, так и не дождавшись осуществления своей мечты, а расстрелы, виселицы и депортации по-прежнему продолжаются.
– Мы спасем русских людей, – упрямо повторял я.
– Позвольте мне поблагодарить вас, солдат, за вашу доброту, проявленную к старой женщине, – сказала она, поднимаясь. – Но прежде чем уйти, я сообщу вам великую правду: русский народ спасет и освободит не тот, кто сильнее, а тот, кто милосерднее.
Оставшись одни, мы долго, далеко за полночь, сидели вокруг самовара.
Утром стало ясно: где-то в городе обосновался вражеский наблюдательный пункт. Снова и снова снаряды корабельных орудий Черноморского флота, а также сухопутных батарей, установленных на большом острове посредине Днепра, падали именно на те здания, в которых разместились немецкие войсковые штабы.
Все городские строения, квадрат за квадратом, тщательно обыскали, но на первых порах никого не обнаружили. Помогла местная полиция, созданная для поддержания в городе правопорядка, из числа антикоммунистических элементов. При ее активном содействии в конце концов удалось арестовать мужчину, передававшего противнику координаты важных военных объектов с помощью почтовых голубей.
На следующий день в районе порта я встретил диковинную процессию. Пять немецких полицейских и несколько местных полицаев водили по улицам мужчину в наручниках. У него, шагавшего довольно бодро и даже как будто весело, с шеи свисал большой плакат.
