Игорь Оболенский - Мемуары наших грузин. Нани, Буба, Софико
В «люксе» со мной, как правило, селилась и Медея Гонглиашвили. Ей же «люкс» не был положен. А в простом номере она жить отказывалась.
А потом мне надоело зажимать себя.
Она вообще довольно ревниво относилась ко мне. И если после концерта ко мне приходили за кулисы с какими-то добрыми словами, я всегда глазами подавала знак, чтобы комплименты сказали и Медее.
А то ведь в нашей армии маршалом была Медея, а я — солдатом.
Но я, конечно, за многое благодарна Медее. Если бы не она, может, я и не стала бы тем, кем стала. Спасибо ей большое…
Именно она заставила меня выйти на сцену. И играла она так, как никто, потрясающе.
А вы знаете, между прочим, что у нас репетиций, как правило, не было. Она звонила мне, я ей по телефону пела, а она подыгрывала. Потом уже встречались в Москве. Никто не поверит, но это так.
Я всем рассказываю, что когда начала с ней вместе выступать, то забывала слова. И Медея все время подсказывала. И не только она, весь зал.
Помню, должна была петь на стихи Бориса Пастернака «Свеча горела». Вышла на сцену после долгого перерыва. Медея начала играть. А я, как всегда, забыла слова. Подумала, зал, конечно, знает стихи. Подошла к рампе и сказала: «Умоляю вас, подскажите, как начать». И весь зал хором заговорил, я ничего не разобрала. Попросила: «Подождите, дайте кому-то одному сказать. Вот вы скажите, пожалуйста…»
А в другой раз был мой творческий вечер. Все поначалу шло очень хорошо. Но под конец, когда я должна была спеть один романс, самый последний — опять забыла слова. Хожу по сцене, хожу, кривляюсь, а Медея играет. Я подхожу к ней и по-грузински спрашиваю: «Медея, как начинается песня?» И вдруг слышу в ответ: «Какие слова, я мелодию забыла…»
Медея уже ушла… Она раньше вела дневники и обещала их опубликовать. Мама говорила, чтобы я тоже делала записи. А я о таких вещах никогда не думала. Даже сейчас сомневаюсь — а нужны ли мои воспоминания кому-нибудь? Достойна ли я этой публикации?
Для меня всегда было важнее всего, чтобы то, что я делаю, оценили профессионалы. Такие люди, как Мстислав Ростропович, Владимир Спиваков, Юрий Башмет, Галина Вишневская.
Я с ними несколько раз встречалась. И было чувство, что мы давно знакомы и я для них ближайший человек.
Ростропович — выдающийся музыкант и личность. При этом — простейший человек. Потрясающий юмор, любовь к жизни, глубина понимания музыки. Ничего не боялся. Один только поступок — взять к себе Солженицына! В то время, когда с тем даже поздороваться боялись.
Ростропович любил Родину и потерял ее, а это ведь самое дорогое. Потерять Родину — самое страшное чувство. Такое же ужасное, как потерять своего ребенка.
Для меня шоком, конечно, было 9 апреля 1989 года. В этот день у папы был день рождения. Мы тогда жили на улице Плеханова, к нам пришли гости. А уже 10-го я летела в Америку и мне было страшно за свою страну!
Я это пережила очень тяжело. Все время молилась в течение месяца — 7 раз в день. Как будто приблизилась к Богу. И увидела странный сон. Мне было видение — открылась стена, и вышел Бог с Божьей матерью. Он проходил мимо меня, а я сидела за столом, и первое, что спросила: «Что будет с Грузией?» И Он ответил: «У вас столько грехов, что вы не знаете, сколько вас еще ждет бед».
И я проснулась. Потом было землетрясение в Раче, потом что-то еще… И мне казалось, что это и есть воплощение Его слов. Но оказалось, все было подготовкой к этой войне. Хуже ничего не может быть.
Бывает, что мои сны сбываются. Как будто вижу предупреждение. Не часто, но такое бывает. Например, в юности я летала в облаках и видела звезду. Мама говорила: «Это значит, что ты многого достигнешь».
Много было интересных встреч. Ко мне хорошо относилась Наина Ельцина. И Борис Николаевич тоже. Когда он перестал быть президентом, я несколько раз с ним встречалась.
На один из его юбилеев (среди гостей был Билл Клинтон) из артистов были приглашены Юрий Башмет, Владимир Спиваков, Наталья Гутман и я. Банкет проходил в Георгиевском зале Кремля. Но в тот раз мы с Борисом Николаевичем лично не общалось. Просто знала — мне говорили, — что он ко мне очень хорошо относится.
А с Наиной Иосифовной мы беседовали. Она очень милая, добрая и общительная. И сам Ельцин такое же впечатление производил. Как только он отошел от своей должности, то сразу стал другим человеком.
Я вообще заметила, что когда правители оставляют свой пост, то даже здоровее смотрятся. Это к слову о том, как важно быть свободным.
Ельцин был, конечно, неординарным человеком. Крепкой натурой. Держал свое слово.
С Наиной у нас были чисто житейские разговоры. Я пела ей, я вообще всегда пою. А она ласкала меня. Спрашивала: «Нани, если я вас на дачу приглашу, вы споете Борису Николаевичу?» Я отвечала: «Конечно».
Когда я с ним встретилась снова, Ельцин пошутил: «Нани, я 25 лет влюблен в тебя!» Я сказала: «Почему только сейчас говорите об этом? Надо было признаваться, когда вы президентом были!» Мы с ним тогда много шутили.
Так получалось, что меня приглашали выступать в Кремле. Ко мне хорошо относилась и жена Горбачева. И мне Раиса Максимовна была симпатична.
Она всегда приглашала меня на 8 Марта. Когда первый раз увидела меня, взяла за руку, обласкала и сказала: «Наничка, мне ничего от вас не надо. Будьте моим гостем». И я правда в тот раз ничего не пела.
Знаете, о ком у меня остались добрые воспоминания? О Брежневе. С Леонидом Ильичом мы встречались в Тбилиси. Он называл меня Нонной. А мою двоюродную сестру Цисану — Аней. Так и сказал: «Вы — Аня, а она — Ноня». Брежнев очень симпатизировал мне. Мы сидели за столом, и он просил: «Ноня, спой мне этот романс».
Я не знала слов и прямо сказала об этом. Мжаванадзе, тогдашний секретарь ЦК компартии Грузии, на нервной почве начал стучать по столу: «Как не знаешь?! Знаешь!»
Хорошо, Цисана подсказала мне слова и мы спели. Брежнев ведь очень любил романсы. Мы много для него тогда спели.
Это было в 70-е годы, когда Брежнев находился еще в хорошей форме. Тогда в Тбилиси собрались все секретари ЦК со всей страны. Леонид Ильич был очень обаятелен. Он и пел, и Есенина читал, и шутил.
Говорят, при нем был застой. А мне кажется, очень даже хорошо было.
Так получилось, что спустя какое-то время после того как я записал рассказ Нани о своих встречах с четой Ельциных, мне довелось познакомиться с Татьяной Юмашевой, дочерью первого президента России. Татьяна Борисовна приехала в Грузию на свадьбу к друзьям, и мы оказались в одной компании. Во время ни к чему не обязывающей беседы я упомянул о том, что работаю над книгой о Нани Брегвадзе. На лице Юмашевой появилась улыбка: «Как мы любим Нани! Мама ее обожает!»
