Иван Исаков - Каспий, 1920 год
«Ввиду того, что в большинстве случаев мины ставились без якорей (на кошках или грузах по измеренной глубине), - вооруженные пароходы не имели минных путей, и мины сбрасывались вручную…»
И опять формально все правильно.
Но как сбрасывать мины вручную и что при этом испытывают люди, не сказано ни слова. Кое-кто из читающих может подумать, что это не сложнее, чем перебрасывать арбузы с баржи или что подобный способ рекомендуется учебниками или ПМС (правилами минной службы).
Проштудировав книгу Б.А. Денисова, я впервые понял, как война, операции, человеческий труд и трудности с течением времени часто получают сглаженную, смягченную окраску, в том числе в официальных изданиях, основанных только на архивных отчетах.
Денисов честно привел то, что нашел в документах, стараясь быть возможно более точным.
Его беда в том, что он не задумался над нелогичностью некоторых моментов и не попытался сделать более глубокий анализ, для того чтобы исключить или разъяснить имеющиеся противоречия.
Еще позже пришлось убедиться, что в некоторых особо острых случаях необходимых документов найти нельзя.
Этим поздним отвлечением я вовсе не собираюсь поставить под сомнение всю нашу советскую историографию или приведенную академическую работу. Отнюдь нет. Книга Б.А. Денисова полезна хотя бы тем, что она почти единственная так подробно освещает проблему использования мин во время интервенции и гражданской войны и приводит много фактических и достаточно точных данных.
Этим обращением я хочу только предостеречь от некритического отношения к различным историческим исследованиям и напомнить, что без слова живых людей - участников событий в виде ли статей или мемуаров нельзя получить достаточно полного и объективного представления даже об относительно недавнем прошлом нашего флота, армии и всего государства в целом.
2 апреля. В море (записано позже, днем).
Всю ночь у меня была одна забота: как бы не налететь на корму «Либкнехта» или не оторваться от него. Ведь это был наш первый выход.
Так называемое «совместное плавание» дивизиона эсминцев является искусством, которое вырабатывается главным образом на практике. Не теория или инструкции, положенные в основу, имеют решающее значение, а опыт.
Практика усложняется, когда соединение состоит из разнотипных кораблей (неодинаковые циркуляции, число оборотов, характер дрейфа и т.д.).
А у нас не было и «инструкции совместного плавания». Выручал, очевидно, некоторый опыт, накопленный еще на Балтике.
Пол- луны, временами закрываемой облаками, помогала нашей учебе. До рассвета все обошлось благополучно, хотя по некоторым маневрам флагмана было ясно, что сам комфлот никогда не командовал кораблем и не представляет себе, как трудно выполнять некоторые эволюции по его сигналам.
«Расторопный» держится за кормой как привязанный. Молодцы.
По траверзу одно время стучали своими глушителями почти невидимые истребители, но потом куда-то исчезли. Очевидно, посланы в разведку.
На рассвете определились по маяку на острове Чечень, который был на пределе видимости. Не то его огонь горит (сомнительная любезность белых), не то отсвечивают стекла фонаря от показавшегося на противоположной стороне горизонта восходящего солнца.
Прибавили ход до пятнадцати узлов (корму трясет сильнее) и изменили курс ближе к берегу, - по-видимому, на Петровок.
Планов командующего не знаю.
* * *
На мостике появился озабоченный Лузгин. Утомленный, потный, но спокойный, хотя новости принес беспокойные.
- Нам еще долго идти? - спросил он.
- Чудак человек! Это не только у нашего комфлота - еще у белых надо спрашивать!… А в чем дело?
- Из Астрахани вышли почти без угля. На двенадцатифутовом нам дали только ползапаса. Но главное в том, что уголь оказался не флотский, мусорный, мелкий, почти штыб. Ребята в кочегарках очень мучаются, чтобы стрелку манометра на черте держать. Но половина угля, не спекаясь, проваливается под колосники. Расход - вдвое обычного. Хватит еще на полдня, если идти не больше двенадцати узлов. А потом - «стоп машинам»!
- Вот спасибо! Что ж вы раньше не доложили?… Сигнальщики! Давайте «ратьером» на флагмана: «Расход угля оказался!…»
* * *
А в голове мысль: значит, до своей плавбазы под Астраханью вернуться не сможем! Что же будет, если не захватим до полудня Петровск? Хотел было поделиться опасениями с Калачевым и узнать, как у него, но потом вспомнил, что переговоры станут известны обоим командам, и воздержался.
Флагман ничего не ответил. Из чего понимаю, что он сам не в особенно лучшем положении.
* * *
Справа, на фоне освещенных солнцем склонов гор, которые все ближе теснятся к морю, в бинокль можно наблюдать, как «пылит пехота». На железнодорожных путях от Грозного составов почему-то не видно.
Отдельными колоннами с небольшими разрывами идет артиллерия, затем какие-то фуры, тачанки…
Вот она, знаменитая XI армия, форсировавшая плавни и камыши Терека, а сейчас - Сулака. Но, очевидно, голова ее - далеко впереди, а это главные силы и за ними - тылы.
Еще через час с «Деятельного» видны пригороды и белые кубики домов самого Петровска с маячной башней на выступе горного контрфорса.
Теперь ясно, что пылящая змея наступающей армии уже в городе, а так как отсюда не видно кавалерии и бронепоездов, надо думать, что передовые отряды прошли Петровск насквозь и, наверное, уже находятся на пути к Дербенту.
Показался мол.
Над районом порта держалась шапка разноцветного дыма, и с той же стороны все явственнее доносились не то орудийные выстрелы, не то взрывы (позже, по мере приближения, ухо могло различать трескотню пулеметных и винтовочных выстрелов). Однако видя, что армейские части продолжают входить в город походным порядком и не стреляя, - наконец догадались, что бой уже закончился, а в порту горят боеприпасы.
Флагман уменьшил ход, показав это шаром.
Затем последовал очень лестный семафор, от которого воротничок старого кителя стал немного тесным: «Деятельному» выйти вперед и нащупать вход в гавань. Следую за вами. Комфлот».
Только заняв место в голове колонны, мы увидели то, что заслоняло корпус флагманского корабля: на подходах к гавани из воды в разных местах торчали стеньги, мачты или рубки нескольких затопленных судов. В стороне, на камнях, ближе к берегу, стоял двухтрубный миноносец, удивляя яркостью красной окраски, освещенной утренним солнцем.