Николай Муравьев-Карсский - Собственные записки. 1811–1816
С замковой горы видны были на обширном пространстве два форштадта города с частью их окрестностей. Так как у нас не было занятий по службе, то в прогулках на гору пришла нам мысль снять на план окрестность Вильны; но у нас не было инструмента, и потому надобно было его с проката нанять. Нашли какую-то старую мензулу которая, хотя и отдавалась поденно за небольшую плату, но и то, по тогдашним карманным обстоятельствам, было для нас несколько накладно, почему мы пустились на хитрости.
С нами жил Дурново, человек с достатком; о съемке планов он не имел понятия. Мы убедили его в пользе, которую подобное занятие принесло бы ему на службе, и склонили его быть участником в нашем предприятии, к чему, впрочем, его более всего завлекло то, что пройдет слух о его прилежании к науке и к занятиям офицера квартирмейстерской части. И так он принял на себя часть расходов. Вехи, колья и инструменты носили за нами жиды-факторы, которые показывали особое уважение к Дурново, за которым и мы всячески ухаживали, дабы он, соскучившись, не раздумал бы участвовать в съемке. Когда жиды приставали к нам за деньгами, то их направляли к Дурново, который их щедро награждал, почему мы даже называли его дядюшкой, в шутку. Нам надобно было иметь частое сообщение через реку Вилию, потому что я стоял с инструментом на замковой горе, а брат Михайла с вехой забирал точки на другом берегу реки. Дурново был прикомандирован к брату и платил за перевозы через реку. Таким образом, помогал он нам в съемке плана.
Со всем этим Дурново ничему не научился; он подходил иногда к инструменту, ничего не понимая, и более забавлялся киданием камушков в воду; случалось ему по неосторожности толкнуть инструмент и двинуть его с места, что очень неприятно; но как было не потерпеть от такого щедрого товарища?
Через два дня стало везде известно, что мы занимаемся съемкой окрестностей Вильны, ибо Дурново не замедлил похвалиться своим участием в этом деле. Но дорогой дядюшка скоро отстал от нас, когда ему довелось ходить по болотам и лазить по крутизнам и когда ему негде было присесть. Дурново простился с нами, но мы еще продолжали съемку без него. Жиды тоже стали отставать от нас. Скоро мы были вынуждены оставить начатую нами съемку по причинам, которые будут ниже объяснены.
В то время был прислан от Наполеона к государю генерал Нарбонн, который привез мирные предложения, но такого рода, что на них нельзя было согласиться. Мера сия со стороны французского правительства имела, как слышно было, целью только оправдать себя в начатии предстоявшей войны, и предложения Нарбонна были отвергнуты. Государь, желая показать ему состояние нашего войска, сделал в присутствии его смотр гренадерской дивизии графа Строганова, которая выстроилась в одну линии за городом, на обширном лугу по дороге к Веркам.
Утро было прекрасное, и мы с замковой горы любовались посредством зрительных труб величественным зрелищем, перед нами развивавшимся. Был и другой смотр на Погулянке сводной гренадерской дивизии, где я также был зрителем. Все с нетерпением ожидали открытия военных действий.
Однажды, будучи на съемке, я возвратился на замковую гору для поверки некоторых пунктов, оказавшихся не совсем верными. Брат Михайла находился с вехой на другом берегу реки Вилии. Государь в то время прогуливался верхом и, увидев квартирмейстерского офицера с флагом, спросил у него имя и что он делает? Брат отвечал государю, что мы занимаемся съемкой окрестностей Вильны, и указал на меня вдали. Государь посмотрел на гору и, увидев меня с инструментом, спросил у брата, по чьему приказанию мы это делаем. Михайла отвечал, что, не имея занятий по службе, мы не нашли ничего лучшего, как упражняться в деле, касающемся нашей прямой должности, и что, по окончании нашей работы, мы представим ее начальству. Государь похвалил брата и ускакал.
Я видел с горы все происходившее за рекой, и когда государь уехал, я подал брату знак, чтобы он ко мне пришел. Пока он мне передавал разговор свой с государем, я заметил какого-то штаб-офицера, приехавшего из города к подошве горы; он слез с дрожек и махал мне шляпой, чтобы я к нему вниз сошел. Мог ли я думать, что государь уже успел кого-либо прислать к нам для пояснения слышанного им от брата? Напротив того, я думал, что нам предстоит какая-нибудь неприятность, и потому с досады уперся и стал махать приехавшему, чтобы он сам на гору взошел.
Думал я про себя: «Кто бы то ни был, не я же его ищу, а он меня; пускай же сам потрудится на гору взлезть, если я ему нужен; я же делом занят, от которого не вижу надобности отрываться». Правилом моим было: ни с кем знакомства не искать; но если кто бы сделал шаг, чтоб познакомиться со мною, то отвечать ему десятью шагами. С таким правилом, конечно, немного выиграешь по службе. Я продолжал перемахиваться с штаб-офицером, и мы друг друга манили к себе. Наконец, видя, что я непреклонен и хочу воротиться к инструменту, от которого несколько отошел, приезжий начал подыматься на гору. Увидев сие, я стал к нему спускаться; и мы сошлись на половине горы. То был Кикин, флигель-адъютант и дежурный генерал. Я его видел несколько раз, когда носил ему бумаги от Мухина, но не был с ним знаком; он же меня не помнил. Кикина вообще хвалили, как человека хорошего.
– Что вы здесь делаете? – спросил он у меня.
– Снимаю план.
– Кто вам приказал?
– Никто.
– Для чего вы это делаете?
– Для своего удовольствия.
– Куда этот план поступит?
– К начальству.
– Я приехал от имени государя благодарить вас за то, что вы службой своей занимаетесь. Государю приятно было видеть ваше прилежание, передайте слова эти товарищам вашим. Государь желает, чтобы вы продолжали вашу съемку, а позвольте посмотреть работу вашу.
Я привел его на гору и, показав ему начатое на бумаге предместье города, рассказал, на каких основаниях намеревался расположить съемку по роду предстоявшей местности.
Возвращаясь домой, мы сделались смелее, и как у нас был недостаток в длинных вехах, то приступили к дому одного мещанина, у которого насильно унесли со двора несколько шестов. Нападение же было произведено нашими людьми с помощью расхрабревших факторов-жидов. Могли произойти жалобы и для нас неудовольствия, против чего мы не имели другого оправдания, как сослаться на необходимость вооружиться шестами для защиты себя от злых собак, бросавшихся на нас из двора сего мещанина; но дело так обошлось и не пошло далее ссоры людей наших с хозяином дома, шесты же остались за нами.
На другой день князь Волконский позвал нас к себе и, похвалив наше предприятие, повторил от имени Государя то, что накануне нам Кикин сказал. Для продолжения же начатой работы приказал нам дать какие-то тяжелые казенные планшеты изобретения Рейсига (инструментального мастера в Главном штабе), но мы не успели испытать их. В тот же вечер известие о происшедшем дошло до нашего генерал-квартирмейстера Мухина, который, призвав нас, намылил нам голову за то, что не предупредили его о намерении нашем произвести съемку окрестностей Вильны, присовокупив, что занятие это отвлекает нас от настоящей службы (которой, впрочем, никакой не было) и что съемка сия не может быть хороша, потому что никто из старых офицеров ею не руководствует. Затем он приказал нам бросить начатое дело. Собственные слова Мухина были следующие:
