Аркадий Мильчин - Человек книги. Записки главного редактора
Война
Начало моему взрослению положила Великая Отечественная война. Она перевернула жизнь всей нашей семьи, оставила ее без крова, «освободила» от домашнего скарба, унесла жизнь старшего брата, сделала меня на всю жизнь инвалидом, хотя и не таким увечным, как многих. Жертвами войны стали многие наши родственники. В Одессе были расстреляны мамин родной брат Иосиф и его жена, в Барановке – папин родной брат Исаак. В Ленинграде погибли от голода родная папина сестра тетя Сарра и ее муж. Военные потрясения сильно укоротили жизнь папы: после войны он прожил всего пять лет. Бедствия войны обрушились на нашу семью так же, как на сотни тысяч других семей.
Несостоявшийся отдых в Алуште
Накануне войны я окончил девятый класс. Мои родители и родители Вовы Браиловского решили нас поощрить и купили нам путевки в дом отдыха в Алуште. Мы уже предвкушали, как месяц проведем на берегу Черного моря вдвоем. Будем купаться, загорать, развлекаться, наслаждаться обществом друг друга. Пляж в Алуште замечательный – песчаный берег. Наша семья однажды провела в Алуште летний месяц. Я, правда, тогда был маленьким.
Вечером 22 июня мы должны были выехать в Симферополь. Были уже закуплены билеты. Но… война.
Еще до того, как Молотов выступил по радио с сообщением о том, что Германия напала на Советский Союз, рано утром в Запорожье молниеносно распространились слухи, что началась война, что немецкие самолеты бомбят наши города. Мама принесла эти вести домой. Я, оболваненный советской пропагандой, отказывался верить. Стал уверять маму, что быть этого не может: ведь мы заключили с Германией Пакт о ненападении. Сейчас поражаюсь своей глупости, но так было, хоть и стыдно в этом признаваться.
После радиовыступления Молотова пришел домой папа. Перед моими глазами до сих пор стоит сцена на веранде, где мы с мамой сидели, пораженные сообщением о начале войны. Особенно ошарашен был я. Пришел папа, зашел к нам на веранду, сел на стул и заплакал. Видеть, как папа, человек суровый, не склонный проявлять какие-либо эмоции, плачет, было тогда странно и непонятно. Теперь я понимаю, что он уже предвидел все несчастья и беды, которые обрушатся на нас. Он знал немцев и их армию не понаслышке, так как в Первую мировую войну провел три года в немецком лагере для военнопленных. Он отчетливо сознавал, что благополучная довоенная жизнь рухнула.
В совхозе «Переможець»
Через несколько дней наш класс вместе с классным руководителем, учителем биологии Петром Андреевичем Сарбеем выехал в Акимовку под Мелитополем, в совхоз «Переможець» («Победитель») для участия в сельхозработах.
У школьников нашего возраста были две возможности. Райком комсомола посылал школьников либо на село, либо в истребительные батальоны. Из нашего класса второй путь выбрали только Алеша Касперский и Шура Юдельсон. Я подумывал об этом пути, но не рискнул, посчитал себя не готовым для военных действий с ходу. В общем, почти весь класс отправился во главе с Петром Андреевичем в совхоз.
В совхозе нас разделили на две группы. Девочкам поручили копнить сено. Мальчиков же отправили пропалывать лесополосы – плоды грандиозного сталинского плана преобразования природы. Плоды выглядели, правда, очень жалко. Все же степной совхоз, видимо, рассчитывал защититься лесопосадками от суховеев и надеялся с их помощью задержать снега.
Деревца были высажены, видимо, совсем недавно. Это были чахлые кустики, чуть ли не палочки, еле возвышавшиеся над сорняками, которые нам предстояло выполоть под корень. По всей вероятности, у совхоза не было возможностей своими силами ухаживать за деревцами. А тут подвернулись мы.
Оглядываясь сейчас на эту нашу работу в начале войны на местах, которые подвергнутся оккупации, я вспоминаю прополку лесополос как сцену из театра абсурда. Во всяком случае, руководство совхоза могло бы более рационально использовать нас в предвидении потерь и тяжестей войны.
Мне за мои длинные ноги поручили быть еще и землемером – отмерять шагами, сколько погонных метров лесополосы мы пропололи. В норму мы, кажется, так и не сумели уложиться, но питание свое в конечном счете оправдали.
Жара в первое военное лето стояла страшенная, а укрыться в ровной от горизонта до горизонта степи было негде. Воду для питья (а пить хотелось все время) нам подвозили на подводе.
В первый день мы по неведению выпили воды из колодца, которым, как оказалось, в совхозе пользовались только для водопоя скота. В близкой к Перекопу местности вода из некоторых колодцев содержала английскую соль. Результат – понос, от которого я не сразу избавился.
Снова в Запорожье
Пробыли мы в совхозе до конца июля или начала августа, точно не помню. Что я делал после возвращения в Запорожье до 18 августа, когда фронт вплотную подошел к Запорожью, память не сохранила.
Папа очень хотел, чтобы военкомат призвал его на военную службу. В Запорожье формировался персонал ряда эвакогоспиталей. И многих знакомых врачей призвали для службы в этих госпиталях. В частности, Самуил Моисеевич Лейтес, папин коллега, зубной врач, отец моего соученика Юры, надел военную форму.
Но сколько папа ни ходил в военкомат, ему отказывали, так как он с самого начала войны был назначен начальником пункта ПВО.
Те врачи, которых мобилизовали и зачислили в штат эвакогоспиталей, смогли загодя спокойно выехать вместе с госпиталями в эшелонах на место дислокации и даже захватить самую необходимую часть домашнего скарба. Так случилось, например, с С.М. Лейтесом, который вместе с семьей выехал с эшелоном на Кавказ до того, как немецкие войска подошли к Запорожью и началась паника.
Бегство из Запорожья
18 августа немцы подошли к Запорожью со стороны правого берега напротив Днепрогэса. Плотину Днепрогэса взорвали, и огромный водяной вал покатился на остров Хортицу и город. В старом городе вода вплотную подошла к Московской улице, за квартал до нашего дома. Было это еще засветло, так что я, спустившись по нашей улице к Московской, увидел подступившую сюда воду собственными глазами.
Наступил вечер. Темное украинское небо озарялось вспышками. Слышались взрывы бомб и снарядов. Папа выяснил, что женщины, старики и дети могут еще выехать из Запорожья эшелонами. Поэтому мама с дедушкой отправились на Екатерининский вокзал (Запорожье-2), откуда и выехали на открытой платформе на юг, в сторону Орехова и далее Ростова-на-Дону.
У мужчин, не желавших оставаться в городе, который может вот-вот перейти во власть немцев, выбора не было. Надо было уходить пешком. Я, как уже упоминал, закопал в квартирном погребе «Трех мушкетеров», незадолго до того купленных в книжном магазине (невиданное везение!). И мы с папой, взяв с собой небольшие заплечные вещевые мешки, куда сложили самое необходимое, двинулись в путь пешком по шоссе, ведущему к г. Орехову. Рассчитывали, что там удастся сесть в поезд до Ростова-на-Дону.
