Максим Капитановский - Во всём виноваты «Битлз»
Ничего особенно страшного в Афганистане не было, но очень не хотелось исполнять роль колхозной бригады.
Одни знакомые артисты, побывавшие там, рассказывали, что их привезли в поле и при полном отсутствии электроэнергии потребовали срочно «ставить концерт», а на робкие возражения, что гитары-то электрические, полковник (наверное, родной брат Рекса) приказал сыграть «как-нибудь так».
Концерт им, конечно, пришлось отложить, но если бы мы попали в такую ситуацию, как-нибудь бы выкрутились. В крайнем случае Директор сляпал бы из подручных средств небольшую электростанцию.
В своё время моя двоюродная сестра, с которой мы вместе росли, вышла замуж за своего сокурсника по Ленинградскому политехническому институту — болгарина. И хотя, как известно, курица не птица и т. д., у ее отца, морского офицера, были большие неприятности по службе.
С сестрой мы переписывались, и я узнавал о всяких подорожаниях и изменениях в нашей стране примерно за шесть месяцев до фактических событий, т. к. варианты сначала испытывались на Болгарии.
Самым популярным болгарским анекдотом того времени был такой: Тодор Живков на вопрос о том, зачем он в жаркую, солнечную погоду взял с собой зонт, ответил: «В Москве обещали дожди».
Болгарский маршрут был составлен настолько плотно, что свободное время отсутствовало начисто. За 14 дней — 13 городов. Но самое главное — мы везли с собой всю нашу многотонную аппаратуру, и, как всегда, из-за обычной экономии наша техническая группа, обслуживающая «аппарат», поехать не смогла.
Первые дни по старой «андеграундовой» привычке мы все набрасывались на погрузку-разгрузку, но очень скоро выяснилось, что у музыкантов после тяжестей дрожат руки, и, конечно, пришлось их освободить.
В очередной раз пример трудового героизма показал Директор, который наплевал на московские связи и, закатав стодолларовые брюки, с песнями ворочал двухсоткилограммовые колонки. Уже в Москве, похлопывая себя чуть выше ремня, он поделился, что похудел на восемь килограммов (я думаю, на два).
Я тоже быстро втянулся, что говорит о хорошей приспособляемости человека, и развлекал потом друзей тем, что разгибал подковы и рвал в клочья металлические рубли. Распорядок дня был примерно такой: 9.00 — подъем и выезд в следующий город (200–400 км); с 14 до 18 часов — разгрузка, распаковка, установка и настройка аппаратуры и инструментов;
с 18 до 21 (плюс-минус час) — концерт;
далее — разборка, упаковка и погрузка;
около полуночи — освежающий сон в местной гостинице.
В Болгарии «Машина» уже успела прославиться, некоторые песни стали шлягерами, и на первом концерте в Софии группу ждал переаншлаг.
Почти все концертные площадки были открытыми, а надо сказать, что я лично страшно не люблю работать на открытом воздухе, во-первых, потому, что постоянно не хватает мощности, чтобы хорошо озвучить большое пространство, а во-вторых, потому, что у нас с природой сложилась недобрая традиция: почти всегда идет дождь.
Вот и в Софии разверзлись хляби небесные, и на четвёртой песне мы, а в основном аппаратура, получили по полной программе: вечером из одного синтезатора вылили несколько литров воды, и он вышел из строя до конца гастролей. Надо было бы воспользоваться «опытом» Живкова и узнать заранее, какова погода в Москве.
Я прикрыл пульт крышкой и собственным телом и со стороны, наверное, был похож на один из фонтанов Петергофа, а когда сидящий рядом болгарский телевизионщик замерил небольшим прибором напряжение на корпусе пульта (220 вольт), стало совсем весело. Телевизионщик в своем дружеском расположении пошёл ещё дальше и рассказал дико смешную историю о том; как год назад на этой же площадке во время дождя выступала югославская группа и у них погиб звукорежиссёр.
Прождав около полутора часов, концерт мы все-таки доиграли на следующий день в закрытом зале. Я вспоминаю об этом в общем-то рядовом случае только потому, что такого вселенского потопа не было ни до, ни после болгарского концерта, и ещё потому, что до конца поездки мне пришлось изображать тот самый перегоревший синтезатор, то есть звукоподражать из-за пульта в микрофончик: то шуметь прибоем, то петь птичками, то налетать на зрителей порывами свежего летнего ветерка.
В Варне мы с Андреем навестили ночью мою сестру, к которой я собирался девять лет, а в восемь часов утра уже мчались в Бургас.
Германия
Не собираюсь претендовать на точную хронологию, так как, например, в Германии «Машина» была шесть раз, вернее, семь (если считать двухдневную пароходную стоянку в г. Любеке), поэтому собираю самые яркие впечатления. Итак, Германия. Точнее, тогда ещё ГДР.
Ехали мы туда на поезде.
Насколько сильно «типично польский пейзаж» отличался от нашего, настолько «типично немецкий» — от польского. Неумолимо сказывалась близость западной культуры.
Не хочется писать банальности типа «чистые, опрятные домики, ухоженные садики» и т. д., но что поделаешь, если действительно опрятные и ухоженные.
Германия была первой страной, где мы со всего размаху налетели на языковой барьер. И в Польше, и в Болгарии все хорошо понимали русский, и проблемы практически отсутствовали. Здесь же было очень трудно.
Вообще знакомство с иностранными языками у большинства людей обычно начинается в школе со стихов про мышку и с вранья про какую-то девочку, у которой «мама — доктор, а папа — рабочий», и у большинства, сожалению, этим же и заканчивается, если, конечно, человек потом напрямую с языком дела не имеет.
Мои товарищи, да и я сам, учили в школе английский и заслушивались песнями «Битлз» и «Роллинг Стоунз», а они, как известно, если и исполняли что-нибудь на языке «Штирлица и Мюллера», то очень мало.
Так что мы были в основном англоговорящими, а как мучительно хотелось грохнуть в каком-нибудь баре кружкой об стойку и на безукоризненном «хох дойч» потребовать «повторить» или на худой конец толково объяснить заезжему провинциалу, как пройти к Рейхстагу.
Мои познания в немецком ограничивались детскими воспоминаниями об игре «в войну» — «хальт, хенде хох» — и одним небольшим фильмом про любовь, впоследствии обычно называемым «порнухой». Там баба своему немецкому мужику всё время говорила: «Шён! Дас ист фантастиш унд сексуалиш», а один раз даже: «Дас ист апетитлихь». Мужик молчал как пень.
У меня на эти дела память хорошая, вот я в Германии и вворачивал, где надо и где не надо.
А потом выучил «гутен таг» и «варум нихт».
Заходишь, к примеру, в магазин:
— Гутен таг, дас ист фантастиш! — они и радуются как дети.
