Владимир Губарев - Мстислав Келдыш
С академиком А. П. Александровым на XXV съезде КПСС
28 августа 1969 года неподалеку от Ялты, на бывшей даче Сталина, состоялось заседание Совета обороны СССР. Два главных конструктора – В. Н. Челомей и М. К. Янгель предлагали концепции развития боевых ракетных комплексов. Этот день историки постараются описать как можно подробнее, но участники совещания в Крыму не станут подробно рассказывать о случившемся – и спустя годы государственные секреты того времени останутся секретами.
Мне удалось восстановить события тех дней.
Ситуация становилась критической, так как американцы начали наращивать свой ядерный потенциал и создавать системы противоракетной обороны. Баланс сил нарушался стремительно. Что можно противопоставить этому?
– Казалось бы, Мстислав Всеволодович Келдыш держал нейтралитет, – рассказывал мне дважды Герой Социалистического Труда академик Владимир Федорович Уткин. – Вел он себя так, потому что был председателем комиссии. Шла борьба между Челомеем и Янгелем. С одной стороны были Челомей, Сергеев, Кузнецов, Бармин, два министра – Афанасьев и Гречко. А с нашей – Бочков, наземщик, Мозжорин – директор ЦНИИМАШа, Тюлин – заместитель министра, Устинов – секретарь ЦК, Смирнов, Пилюгин, Глушко и я.
– Из-за чего шла война?
– Мы считали, что в шахту Челомея можно поставить более легкую машину, но с большими энергетическими ресурсами. Причем требовалась лишь минимальная доработка благодаря «минометному старту» и другим техническим решениям. Челомей же считал, что шахту нужно разбирать и повышать ее защищенность за счет увеличения наружного диаметра. Объем работ в этом случае значительно увеличивался… Но главное в этом споре было то, что мы считали: надо обеспечить надежный ответный удар, неприемлемый для вероятного противника. И прежде всего за счет упрочнения шахт. Но это лишь один пример. Шел разговор о пороге защиты шахт, о замене одних комплексов на другие, по сути – о принципиальном развитии боевой ракетной техники. Нужно было спрогнозировать ситуацию в мире и отношения между двумя странами в будущем, а соответственно, и роль боевой техники, ее возможности. То был необычайно важный разговор о судьбах обороны страны, ее гибкости и адекватности. Надо было определить, как защищать свои ракеты, как преодолевать противоракетную оборону американцев. Все это – принципиальные проблемы, так что от победы в «гражданской войне» зависело очень многое. Только гарантированный ответный удар соответствовал доктрине сдерживания.
Мгновения жизниДва сотрудника «Южмаша» – В. Андреев и С. Конюхов (впоследствии он стал Генеральным конструктором) довольно подробно восстановили картину того заседания Совета обороны:
«Первым докладывал В. Н. Челомей. В сером элегантном костюме, загоревший, он, как всегда, выглядел респектабельно. Очень хорошо поставленная речь, не засоренная словами-паразитами, безупречная дикция. Говорил красиво (не зря недоброжелатели за глаза называли его «краснобаем»), спокойно и даже самоуверенно, лишь изредка обращаясь за советом к справке, которую держал в руке… Доклад был построен на сравнении своей концепции с предложениями М. К. Янгеля. Основная идея вырисовывалась в виде тезиса: надо иметь на вооружении большое количество достаточно простых в эксплуатации дешевых ракет. Для этого следует построить соответствующее количество простых шахт. Выход из шахты предполагалось осуществлять только по газодинамической схеме. Ракеты должны были оснащаться недорогими аналоговыми системами управления… Если по нам ударят, обосновывал свою позицию В. Н. Челомей, то мы ответим мощью всех ракет сразу. Ведь очевидно, что ни при каком попадании вывести из строя огромное количество шахт не представляется вероятным. С массированным же ответным ударом не в состоянии справиться никакая противоракетная оборона… Дешевле, проще и быстрее – это были главные козыри…
Несмотря на то что В. Н. Челомей мог рассказывать убедительно, увлекать слушателей, выступление его оставило неоднозначное впечатление. Слишком все было расплывчато. Трудно было представить, как эту армаду ракет – по мысли докладчика, порядка пяти тысяч – можно было изготовить. А сколько нужно самого различного оборудования и персонала для их обслуживания?
Выступление В. Н. Челомея продолжалось около полутора часов. Затем был небольшой перерыв, и слово было предоставлено М. К. Янгелю.
Внешне он заметно проигрывал своему конкуренту. Сильно похудевший, с явно обозначившейся сутулостью. Добротный темно-серого цвета костюм, как заметил один из присутствующих, висел, будто на сухой осине. Пиджак расстегнут, галстук приспущен. Все это и придавало внешнему виду докладчика что-то напоминавшее «петушиный вид» человека, поставившего все на свой последний бой. Но стоило ему произнести лишь первую фразу: «Наш взгляд на развитие ракетной техники совершенно другой», – как Михаил Кузьмич сразу преобразился. Перед Советом обороны и участниками заседания был совершенно другой – одухотворенный, решительный и уверенный в силе своих идей человек, с открытым забралом принимавший брошенный вызов. Доклад, как всегда, предельно четкий, без лишних слов, конкретно-доказательный и убедительный. Со свойственным природным артистизмом умело пользуясь жестикуляцией, меняя по ходу темп и тональность речи, расставлял акценты в изложении своего видения путей развития ракетной техники. Чувствовалось, что все положения концепции четко расположены по полкам памяти.
Янгель обосновывал три проблемы: создание новых ракет, более мощных и более точных защита пусковых установок, в том числе и существующих, с минимальными затратами средств; готовность ракетного комплекса к нанесению ответного удара.
Он убедительно доказал, что надо иметь разделяющиеся боеголовки. На борт необходимо ставить вычислительные машины, то есть делать автономные системы управления. Необходимо повысить точность попадания, чтобы в зоне сто на двести километров обеспечить уничтожение до десяти целей. Ну а свои пусковые установки необходимо обезопасить от воздействия ударной волны… В частности, Янгель предлагал блокировать пуск ракет после ядерного нападения противника на 120 секунд, до тех пор пока атмосфера не стабилизируется. А для этого необходима автономность ракетного комплекса. Причем «со всех направлений» – как от удара противника, так и от диверсий. И наконец, самое главное, что предложил Главный конструктор КБ «Южное», – ампулизация ракет. То есть на десять лет ракета «запечатывается» в заправленном состоянии в шахте и лишь периодически контролируется.
Я спросил академика Уткина:
– Это правда, что Келдыш сразу же поддержал Янгеля?
– Да. И не только на том совете в Крыму. Когда не стало Михаила Кузьмича и я возглавил КБ «Южное», Мстислав Всеволодович активно помогал нам. Во многом благодаря его поддержке мы и создали СС-18, ту самую тяжелую ракету, которую американцы называли «Сатаной».
– Почему они так ее не любят?
– Это очень мощное и грозное оружие…
Тайна смерти
Постепенно болезнь сосудов давала о себе знать. Порой приступы становились невыносимыми. Он начал прихрамывать. Боли в ноге не уходили. И тогда Келдыш решил обратиться к академику Льву Пирузяну, который прекрасно знал ситуацию в медицине. Президент академии поддерживал Пирузяна, так как тот выдвигал весьма оригинальные идеи, подчас даже фантастические, но неизменно очень важные для развития биологии. Келдыш любил «нестандартных» ученых, и Пирузян, конечно же, относился именно к таким.
Я расспрашивал Льва Ароновича о том, каким образом он пытался помочь Келдышу:
– Я замечал, что благожелательность Келдыша к какому-то ученому обязательно вызывала зависть, мол, Келдыш открывает зеленый свет ему, а не другим. Впрочем, любовь великих людей всегда вызывает ненависть бесталанных…
– Да, президент помогал мне, точнее, той области биологии, которую я развивал. Келдыш – это золотой век академии, он в основе всей нашей науки, ее исторических достижений. И не только в космосе и ядерной физике, о чем широко известно, но и практически во всех отраслях современной науки. Келдыш был энциклопедистом, мыслителем и гениальным человеком. Без него не было бы той науки, которой мы еще продолжаем гордиться.
– Насколько я знаю, он был вам близок.
– Однажды Семенов мне говорит: «Позвони Мстиславу Всеволодовичу, он хочет с тобой поговорить». Я позвонил. Он тогда лежал в больнице. Он сказал, что у него такое-то заболевание, нужна операция, очень сложная. А потому не могу ли я выяснить, в какой клинике мира, где делают подобные операции, наименьшая смертность.
– Когда это было?
Академик А. В. Покровский
– В 70-м году… Понятно, что разговор у нас был конфиденциальный. И еще он попросил, чтобы я порекомендовал ему врача, который здесь наблюдал бы за ним и сопровождал бы его лечение. Я сказал ему, что он находится на «высоком уровне», а потому любого, кого я предложу, «там» не поддержат. Я знаю очень талантливого человека, умницу, но у него собственная точка зрения, и она не совпадает с позицией 4-го управления Минздрава. Я назвал имя Анатолия Владимировича Покровского. Келдыш попросил познакомить с ним. Такая встреча вскоре состоялась. При разговоре я не присутствовал, так как существует врачебная этика. Покровский и Келдыш поняли друг друга, и Мстислав Всеволодович полностью доверял профессору Покровскому. Это ведь медицинский талантище. Он очень скромный. Его результаты не уступают достижениям Дебейки, хотя об этом не очень знают в нашей стране. В мире Анатолий Владимирович известен гораздо больше. Вот так, к сожалению, у нас бывает: своими достижениями и своими учеными пренебрегаем, а смотрим больше на Запад.
