Митрополит Евлогий Георгиевский - Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной
О.Ванек очень хороший батюшка, горячо преданный православию. Чистоту православия он блюдет строго и в отношении к церковной дисциплине не допускает послаблений или новшеств. Так, например, от участия в похоронах с музыкой, когда музыканты шествуют в процессии среди хоругвей, наигрывая печальные мотивы, он отказывается, считая это заимствованием у католиков.
БЕЛЬГИЯ
Льеж
Начало церковному объединению в Льеже положил о. Владимир Федоров, доблестный священник, связавший свою личную жизнь еще в Константинополе с судьбою детского приюта г-жи Кузьминой-Караваевой, основанного ею в 1918 году.
Г-жа Кузьмина-Караваева, энергичная женщина, переехала со своим приютом из Константинополя в Бельгию, в Намюр, а потом в Льеж, где устроилась в помещении о.о. иезуитов. Спустя некоторое время о.о. иезуиты пристанище отняли. Начальница не растерялась, забрала детей (их было человек около пятидесяти), приехала в Брюссель, высыпала детвору, как из мешка, на вокзале, а сама пошла искать по городу, куда бы с приютом пристроиться. Долго голодные и холодные дети сидели, ожидая, пока их начальница не объехала благотворительные инстанции и пока наконец добрые брюссельские дамы не сжалились и не оказали посильной помощи…
За 18 лет этот приют дал воспитание не одной сотне русских детей и многих поставил на ноги, вывел в люди. Из питомцев этого приюта есть уже инженеры, студенты, один учится в Богословском Институте, девочки выданы замуж и т. д.
Протоиерей Владимир Федоров, человек удивительного смирения и самоотвержения. Из любви к детям разделял с ними всю нерадостную их судьбу, вместе с ними голодал, терпел нужду, и никогда у него не было мысли покинуть приют и попросить себе более обеспеченного положения. Он отдал детям себя всецело, и, конечно, его духовное нравственно-воспитательное влияние на детей огромно. С самого начала он устроил при приюте храм и был бессменным его настоятелем. Редкой души человек, он имеет одну странную особенность — терпеть не может собак, и собаки это чувствуют. Нерасположение к собакам особенно усилилось после того, как однажды маленькие щенки начальницы, по недосмотру хозяйки, ворвались в церковь и произвели там бесчинство, вбежали в алтарь и, играя, разорвали церковную завесу… "Когда я вижу даму, которая нежно несет свою собачку на руках, мне хочется, — говорил он, — ударить палкой по собаке и по даме — и крикнуть: "Ласкайте детей, а не собак!"
По переезде приюта в Брюссель я назначил в Льеж (в 1926 г.) о. Дмитрия Троицкого (он был настоятелем Берлинской церкви в Тегеле). В те годы еще веял в Бельгии дух великого кардинала Мерсье. Католики дали нам дом, но весьма скоро от братской услуги ничего, кроме ее формальной стороны, не осталось. Ксендз Ducranne повел энергичную пропаганду, начались придирки, утеснения, — о. Троицкий, человек непокладистый, дал отпор, завязалась с патером борьба, и в конце концов нас из дома выселили… Пришлось искать для церкви новое помещение. Нашли его сначала в частной квартире, а потом в бывшей католической капелле, которую германцы во время оккупации превратили в конюшню. Католики считали ее оскверненной и передали городу, а муниципалитет отдал ее какому-то музыкальному обществу для спевок и занятий. Представители русской колонии вступили с этим обществом в переговоры и получили разрешение служить в капелле два раза в месяц всенощную (в одну из суббот) и обедню (в одно из воскресений). Если большой праздник бывал на неделе или требовал лишнего дня, приходилось рассчитывать на люоезность и обращаться с особым ходатайством.
Помещение капеллы было огромное, неуютное. Иконостаса не было. Для каждой службы надлежало церковь устраивать заново, а потом иконы и церковную утварь прятать в чуланчик под лестницей. О.Троицкий ничего не сделал, чтобы найти какой-нибудь исход из печального положения. У него обострились отношения с Приходским советом, начались дрязги, и я после Епархиального съезда решил отправить его в "Русский дом" в Sainte-Genevieve а на его место в Льеж поставил священника Сергия Синкевича. О.Синкевич окончил Одесскую семинарию, а потом был домашним учителем у помещика Сухомлинова. Так до старости он и прожил. В эмиграции ему захотелось вернуться на путь священства. Но дух пастырства из него уже выдохся; он утратил привычки, связанные со священством, как говорится, "не умел больше ступить", во всем сказывался мирской человек, чиновник, любивший светский образ жизни, — например, устроить чай, даже с картами, а приход был "между прочим". Церковная жизнь увядала. Ссоры в Приходском совете, дрязги, сплетни, затхлый дух… Службы в капелле отправлялись кое-как. Приход разваливался…
В 1931 году я заменил о. Синкевича молодым священником Валентом Роменским, окончившим Богословский Институт. Он женат на швейцарке из семьи протестантских миссионеров, подвизавшихся в Африке, она приняла православие. Благочестивая, прекрасная женщина. О.Валент отдал приходу всю свою молодую энергию. Человек умный, толковый, пламенный и предприимчивый, в семейной жизни обремененный тяжкими заботами, он ринулся самоотверженно в приходскую работу. Приход стал неузнаваем. О.Роменский не мог примириться со временным церковным помещением, с невозможностью совершать великопостные и праздничные службы и начал искать выхода из создавшегося положения. Он объединил прихожан, вокруг него они сдружились, общими усилиями достали у города помещение — запасные комнаты какого-то городского музея, — и через полтора года Льежский приход уже имел чудную церковку в два света, со стильным иконостасом (XVII в.), исполненным Обществом "Икона" по заказу какого-то анонимного жертвователя. Я приезжал па освящение. Церковь — имени святого Александра Невского и преподобного Серафима Саровского. Она одна из лучших в эмиграции. А десять лет не могла русская колония своей церковноприходской жизни наладить! О.Роменский оживил и воскресил приход. Он издает приходский листок — скромный ежемесячник, печатаемый на ротаторе, в котором находит отражение все, что прихожан волнует или интересует. Он организовал сестричество, отзываясь на сознанную некоторыми прихожанками потребность религиозного объединения. Устав, присланный мне на утверждение, я одобрил; составлен он умно.
"Карловчане" параллельно нам открыли свою церковь, но их приход стал быстро хиреть и захирел настолько, что священник впал в крайнюю нужду, даже голодал. По инициативе о. Валента в пользу него в нашем приходе собрали деньги — благородный, красивый порыв, истинно христианский.
Лувен
Еще при о. П.Извольском открыта была приписанная к Брюсселю община в Лувене, организовавшаяся в общежитии русских студентов. В Лувенском университете обучалось много наших студентов на стипендии покойного кардинала Мерсье, истинного отца и благодетеля нашего юношества. Студенты устроили и оборудовали маленькую церковь во имя мученицы Татьяны (по ассоциации с Московским университетом, где была церковь святой Татьяны; отсюда знаменитый "Татьянин день" — праздник университета и всей московской интеллигенции). Я несколько раз с большой радостью служил в этой церкви, где студенты завели хороший церковный хор, церковное хозяйство, сами были старостами… Обслуживали эту церковь помощники Брюссельского настоятеля — сначала священник Г.Цебриков, а потом о. Г.Тарасов, организовавший церковную общину в Генте.
