Андрей Кручинин - Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память
Впрочем, генерал Жанен «не разрешил» своему подчиненному дуэли и даже позволил себе неуместную иронию в адрес Каппеля, находившегося в рядах своей армии («Во время нашего отступления из России [в 1812 году] маршал Ней сражался со своими солдатами плечом к плечу и не докучал никому вызовами на дуэль»), – сам же Сыровой постыдно промолчал.
А тем временем поезд Колчака и эшелон с золотым запасом медленно двигались на восток, и все новые тревожные известия догоняли их с запада. После отъезда из Красноярска там началось что-то непонятное: принявший командование «войсками Енисейской губернии» старый соратник генерала Пепеляева, командир 1-го Сибирского корпуса генерал Зиневич, который оказался в Красноярске во исполнение плана Дитерихса об отводе 1-й армии в тыл, «передал управление гражданской части в руки советов общественных организаций в лице председателя земской управы». Требования, предъявленные им верховной власти в переговорах по прямому проводу 26 декабря, не отличались определенностью, за исключением одного: Зиневич настоятельно просил присылки денежных знаков, как будто не стесняясь тем, что в городе, в сущности, уже произошел переворот в пользу «революционной демократии». Более определенно генерал высказался 28 декабря в «открытом письме» Верховному Правителю (копии – Семенову, Калмыкову, Розанову, иностранным миссиям), потребовав «найти в себе достаточно сил и мужества отказаться от власти, которая фактически уже не существует, и передать дело строительства родины Земскому Собору», ставя Колчаку в вину «обстановку безвластия, безначалия и дикого произвола» и «мрак реакции». Впрочем, адмирал еще накануне подозревал что-то подобное, отдавая генералу Каппелю свою, наверное, последнюю оперативную директиву:
«1) Отводить войска за Енисей, так как устойчивость, видимо, окончательно потеряна, а минусинский фронт угрожает тылу армии.
2) Все силы употребить на сохранение боеспособности и неразложившиеся части свести в одну сильную группу, чтобы обеспечить отход ее на восток.
3) Приведение в порядок Красноярска и других городов, где происходят эсеровские перевороты, всецело зависит от той силы, которой вы располагаете. Если есть надежные, верные части, то надо занять ими Красноярск и разоружить восставших. Необходимо всячески избегать столкновений с чехами и занимать город не со стороны желдорог и станций, которые захвачены чехами…»
Множественное число применительно к «эсеровским переворотам» было вполне оправданным. Даже против недавнего кумира, генерала Пепеляева, поднимали мятежи его собственные войска. К чести самого Пепеляева стоит сказать, что он не последовал примерам Гайды и Зиневича и, несмотря на свои «демократические» и «соборные» иллюзии, не стал искать сомнительных лавров вождя мятежников. Двусмысленный «последний приказ» генерала («Сибирская армия распускается по домам для тайной работы – до того момента, пока грозный час всенародного мщения не позовет ее вновь для борьбы за освобождение Сибири», «я появлюсь в Сибири среди верных и храбрых войск, когда это время наступит, – и я верю, что это время скоро придет») известен лишь по эмигрантской публикации, автор которой явно симпатизирует «революционной демократии» и тем советчикам, которые еще летом предлагали Пепеляеву «послать в Омск одну или две дивизии, разогнать ставку и взять власть в свои руки». Возможно также, что генерал, которому было, наверное, тяжело расстаться с ореолом героя и «вождя Сибирской армии», просто предпочел приукрасить события, прикрыв измену своих подчиненных бело-зеленым «сибирским» флагом – символом снегов и тайги…
А для адмирала Колчака измена Сибиряков имела еще одно чрезвычайно важное последствие: Зиневич прервал телеграфную связь с отступающей армией Каппеля. Верховный Правитель и Верховный Главнокомандующий оказался окончательно отрезанным от тех, кто несмотря ни на что оставался верным солдатскому долгу. Сам адмирал в Нижнеудинске, где также вспыхнул мятеж, был остановлен чехами почти на две недели. Это еще нельзя назвать арестом – Колчака и его конвой никто не разоружал и не интернировал, – но станция Нижнеудинск была объявлена «нейтральной», а чешские кордоны, отделявшие «колчаковские» поезда от мятежников, больше не выглядели союзниками. Генерал Занкевич на основании инструкций о «нейтралитете», полученных чехами от Жанена, утверждает, «что союзники уже не рассматривали адмирала как Верховного Правителя», – и до последнего акта трагедии оставался всего один шаг.
… Не пройдет и месяца, и это странное состояние – между свободой и пленом – сменится пленом явным, а победители составят подробную опись вещей, находившихся в вагоне Верховного Правителя. Не будут забыты ни ордена, ни чайный сервиз, ни вязальные спицы Анны Васильевны, ни «один карандаш», ни безделушки вроде «модели из кости куска хлеба с двумя мышами». И среди вещей дотошный составитель описи найдет лишь одну книгу, сопровождавшую Александра Васильевича Колчака в его последнем путешествии.
Этою книгой было Евангелие.
Заключение
Капитан не покидает корабль
От армии, находившейся на западе, Верховный Правитель был отрезан красноярским мятежом, а от семеновских войск на востоке – иркутскими событиями. Часть иркутского гарнизона перешла на сторону повстанцев, которых возглавлял так называемый «Политический Центр» из представителей «революционной демократии», другая колебалась, и в этой ситуации союзное командование, используя силу находившихся в городе чехов, заняло такую позицию, что транспортные проблемы отошли на второй план. Явное предательство иностранцев нашло отражение в телеграмме, 27 декабря направленной Атаманом Семеновым Жанену:
«… Вами объявлено нейтральной зоной все Глазковское предместье города Иркутска, где находятся преступники и изменники родины – повстанцы, а когда правительственный командный состав иркутского военного округа во имя выполнения лежащего на нем служебного долга и долга перед родиной предпринимает меры к подавлению бунта и восстания, то вы, ваше превосходительство, приказываете чешским войскам открыть огонь по правительственным войскам, по району, занятому мирным гражданским населением, которое осталось верным правительству… Кроме этого, я усматриваю, что этим распоряжением чешские войска противопоставляются правительственным войскам. С чешскими же войсками у меня установлены самые дружественные братские отношения. Своей предыдущей телеграммой я уже гарантировал свободный беспрепятственный проезд на восток как союзным миссиям, так и чешским войскам. Категорически заявляя, что к выполнению этого мною будут приняты самые энергичные меры, вновь настоятельно прошу ваше превосходительство или о немедленном удалении из нейтральной зоны повстанцев, или не чинить препятствий к выполнению подчиненными мне войсками моего приказа о немедленном подавлении преступного бунта и о восстановлении порядка».
