Лев Андреев - Янгель: Уроки и наследие
Не входя в дискуссию с авторами заметки, следует лишь еще раз напомнить, что, публикуя эти материалы, они ни словом не обмолвились о выводах комиссии Брежнева, которые были преданы гласности позднее.
Но почему стала возможной такая обстановка? Почему столь легко при проверке системы управления могли приниматься самые ответственные решения?
Этот вопрос до последнего времени в периодически появлявшихся публикациях получал однобокое освещение. И в результате все акценты были смещены. Так, например, в своих воспоминаниях начальник отдела комплексных испытаний и пуска ракеты А.С. Матренин пишет:
"Создалась такая ситуация, когда за допущенные ошибки и просчеты при проведении указанных работ и спросить было не с кого, так как руководители, отвечавшие за их организацию, в том числе за безопасность, погибли все, за исключением М.К. Янгеля и А.М. Мрыкина… Таким образом, моральная ответственность за случившееся ложилась целиком на одного человека — М.К. Янгеля. И эту ответственность он чувствовал до конца своей жизни".
Это бытующее мнение непроизвольно подкреплено мужественной позицией, занятой в сложившихся обстоятельствах самим Главным конструктором комплекса М.К. Янгелем.
О случившейся катастрофе надо срочно доложить "отцу" ракетной техники — Н.С. Хрущеву. Эту неблагодарную миссию взял на себя Главный конструктор. Именно он с перебинтованными руками, глубоко травмированный случившимся, а не заместитель председателя Государственной комиссии А.М. Мрыкин, отправляет в Кремль шифровку о трагедии. Именно он последующим известным публичным заявлением, верный своему жизненному кредо руководителя, берет всю ответственность на себя. Актом высочайшего гражданского мужества прозвучало заявление М.К. Янгеля председателю Государственной комиссии по расследованию причин катастрофы:
— Прошу никого не винить в случившемся. Во всем виноват я как Главный конструктор, который не смог уследить за всеми смежниками.
И ни одного упрека ни одному из представителей смежных организаций! Принципиальное, честное и открытое поведение Главного конструктора во многом определило в этой сложнейшей ситуации поведение Государственной комиссии при "раздаче наград".
На фоне всего сказанного совершенно необъяснимы не утихающие попытки взвалить весь груз трагедии на одного человека. В недавно вышедшем сборнике воспоминаний "Незабываемый Байконур" дается неожиданная трактовка поведения М.К. Янгеля в эти решающие часы и минуты. Вот что пишет один из авторов книги:
"Вечером 24 октября обстановка была чрезвычайно сложной. Она требовала от технического руководства и заказчика непосредственного присутствия и управления испытаниями. Особенно это необходимо на заключительном этапе. Но этого не произошло. М.К. Янгель и генерал А.Г. Мрыкин оказались в "курилке", выпустив из своих рук бразды правления испытаниями".
Величие М.К. Янгеля проявилось не только в том, что он полностью взял всю вину на себя, но и в том, что нигде не просочилась информация, что он предлагал М.И. Неделину слить компоненты, и сам, став заложником случившегося, ни словом не обмолвился в сторону своей реабилитации.
А между тем спросить о том, почему такой неотработанной оказалась система управления, "выдававшая" одна за другой нештатные ситуации, которые держали в напряжении весь персонал стартовой команды, было с кого.
В числе лиц, принимавших участие в составлении "Технического заключения комиссии по выяснению причин катастрофы…, стоит подпись Главного конструктора по системе управления" (так написано в примечании к заключению) В.И. Кузнецова. В то же время в документе комиссии Л.И. Брежнева, направленном в ЦК КПСС, Главным конструктором системы управления значится Б.М. Коноплев.
Так кто же стал в конце концов фактическим главным конструктором системы управления ракетой Р-16?
Вот тут-то и необходимо вернуться к обсуждению вопроса, поднятого в начале главы, о проблемах, вставших перед М.К. Янгелем при выборе главного конструктора системы управления.
Ясность в сложившуюся ситуацию, которая частично была описана выше, вносят сотрудники Харьковского ОКБ-692. Вот мнение цитировавшегося уже выше, бывшего в то время начальником лаборатории, А.С. Гончара:
"До начала шестидесятых годов советские баллистические ракеты создавались с использованием радиоуправления. В 1955 году в Московском НИИ прикладной механики, возглавляемом будущим академиком В.И. Кузнецовым — большим авторитетом в области гироскопии, было разработано предложение о создании системы управления на базе инерциальной гиростабилизированной платформы. Это позволяло обеспечить автономный полет ракеты и повысить ее точность. Главное артиллерийское управление Министерства обороны поставило на ней крест: фантастика и пустая трата времени. Академики С.П. Королев и Н.А. Пилюгин были тогда заняты реализацией собственных проектов, основанных на достижении точности с помощью радиоуправления. И все же идея В. Кузнецова пробила себе дорогу на базе молодого ОКБ-586 из Днепропетровска. Вышло постановление ЦК и правительства о создании ракеты 8К64 с автономной системой управления. Разрабатывать систему управления должно было организованное в Харькове новое конструкторское бюро — ОКБ-692. Гиростабилизированную платформу для системы управления разрабатывал В.И. Кузнецов. Он, как опытный авторитетный специалист, был назначен Главным конструктором системы управления ракетой 8К64, хотя по общепринятой схеме эту должность должен был занять кто-то из ОКБ-692. Сказалась молодость нашего КБ".
Рассказ А.С. Гончара развивает бывший заместитель Главного конструктора ОКБ-692 Г.А. Барановский:
"Был в нашем конструкторском бюро опытный специалист, который мог бы возглавить разработку системы управления, — соратник Н.А. Пилюгина А.М. Гинзбург. Но в то время партийно-государственная политика была такова, что руководителем нашего ОКБ был назначен Б.М. Коноплев — талантливый инженер, ученый в области радиотехнических систем управления и навигации, но без опыта работы с инерциальной системой управления ракетами".
Очень интересную характеристику Б.В. Коноплеву, которая значительно проливает свет на развитие событий при подготовке ракеты Р-16 к пуску, приводит в своих воспоминаниях Б.Е. Черток.
"Его талант новатора в области радиотехнических систем был неоспорим, хотя и вызывал раздражение коллег-радиоспециалистов. В стиле работы Б.М. Коноплева была особенность…которая свойственна многим талантливым изобретателям, но опасна для главного конструктора. Он стремился как можно быстрее и оригинальнее решить новую задачу, не очень внимательно изучая чужой опыт. При совместной с Б.М. Коноплевым работе по Р-5 я убеждался, что его прежде всего увлекала проверка жизнеспособности новых принципов. Как и кто будет дальше вести всю черновую эксплуатационную отработку системы Б.М. Коноплева не интересовало. Одержимость собственными новыми идеями мешала ему объективно воспринимать многое, уже проверенное и надежное. Вновь разработанные в Харькове в ОКБ Б.М. Коноплева электрические комплексные схемы по логике отличались от пилюгинских. Тем более эти схемы требовали скрупулезной стендовой отработки. Н.А. Пилюгин разрешал поставку на ракеты С.П. Королева электрических приборов и всех кабелей только после тщательной проверки каждого комплекта на стенде, при этом имитировались все этапы подготовки, пуска и полета. В процессе стендовых испытаний изучалось и поведение схемы при возможных неисправностях. Тем не менее, мы неоднократно убеждались, что даже на старте, при подготовке ракет, возникали ситуации, которые предварительно не имитировались на стенде, и поэтому для очередного пуска требовалось вносить изменения, останавливая процесс подготовки…
