Борис Соколов - Врангель
Прорыв юшуньской позиции имел не только тактические, но и оперативные последствия: он знаменовал ликвидацию последнего организованного сопротивления белых и выход красных армий на широкие просторы крымских степей из узин Перекопа. Значение прорыва увеличивалось еще совпадением его по времени с прорывом 30-й стрелковой дивизии красных на Джанкойском направлении, ликвидировать который также не удалось белым.
Врангелю ничего больше не оставалось делать, как начать свой отход к портам посадки, что он и поспешил исполнить…»
По утверждению Врангеля в интервью, данном представителям русской и иностранной печати сразу по прибытии в Константинополь, «всего на Перекопских позициях армия потеряла половину своего состава (то есть около 22,5 тысячи человек. — Б. С.), из коего около 5 тысяч убитыми», а с советской стороны убитых было как минимум вдвое больше.
Уже зная, что предстоит эвакуация, Врангель 28 октября прибыл в Севастополь и сделал заявление представителям русской и иностранной прессы: «Армия, сражавшаяся не только за честь и свободу своей родины, но и за общее дело мировой культуры и цивилизации, армия, только что остановившая занесенную над Европой кровавую руку Московских палачей, оставленная всем миром, истекает кровью…»
По свидетельству H. E. Какурина, вслед за этим белые стали быстро отходить к портам. Отступающим удалось значительно оторваться от Красной армии: «Рассредоточив свою погрузку по всем портам Крыма, Врангель в течение 5 дней, с 10 по 15 ноября, успел произвести эвакуацию своих главных сил и беженцев в количестве до 83 тысяч человек». Когда 15 ноября красноармейский авангард 6-й армии вступил в Севастополь, он застал там уже местный ревком, так как последние суда противника ушли из него 14 ноября. Правда, были брошены почти все военные запасы, отставшие части и большое количество беженцев. 16 ноября войска Красной армии заняли всю территорию Крыма.
Какурин считал, что оборона крымских перешейков могла бы затянуться на более долгий срок, если бы были лучше учтены свойства местности (в частности, осушение Сиваша под влиянием ветров) и в соответствии с ними распределены войска (слабый отряд Фостикова не поставлен на опасном направлении). Однако даже если бы Литовский полуостров защищало более сильное соединение, его оборона в лучшем случае продлилась бы еще несколько дней — превосходство красных было слишком велико. Врангель пытался усилить угрожаемые направления за счет перегруппировки, но не успел ее завершить до начала советского наступления. Поэтому перегруппировка только ослабила Русскую армию в момент отражения первого советского удара. Вероятно, Слащев был прав, когда предлагал оставить войска на тех местах, куда они отступили из Северной Таврии.
Советский историк также полагал, что заранее разработанного плана эвакуации у Врангеля не было, как его не было у Деникина. Сравнительно более успешное ее проведение историк объясняет тем, что первый имел в своем распоряжении несколько портов, тогда как второй вынужден был производить эвакуацию только из одной точки — Новороссийска.
На самом же деле план эвакуации у Врангеля существовал и начал постепенно претворяться в жизнь еще в период отступления из Северной Таврии. Епископ Вениамин вспоминал, как барон на последнем заседании правительства заявил, что еще в июле благоразумно дал приказания о подготовке кораблей: «Нужно было мобилизовать все суда, способные плыть через Черное море. Обеспечить их топливом, водой, пропитанием и надежным составом обслуживающих лиц. Распределить суда по разным портам — от Керчи до Евпатории, заранее дать расписания военным частям, где кому садиться, и самому уехать последним. Этим заведовал, кажется, скромный генерал Шатилов».
Вернувшись 28 октября из Джанкоя в Севастополь, Врангель дал распоряжение войскам занять административные здания, почтамт, телеграф и выставить караулы на пристанях и железнодорожном вокзале.
Конечно, Врангелю существенно помогло то, что ему удалось рассредоточить эвакуацию. 29 октября после двухчасового разговора с командующим французской эскадрой адмиралом Дюменилем главнокомандующий приказал войскам оторваться от противника и следовать к портам погрузки. 1-й и 2-й армейские корпуса направлялись в Евпаторию и Севастополь, Конный корпус — в Ялту, бригада генерала Фостикова и другие кубанские части — в Феодосию, Донской корпус и и Терско-Астраханская бригада — в Керчь.
Командующий Черноморским флотом вице-адмирал М. А. Кедров распределил тоннаж судов по портам. Врангель приказал разработать порядок погрузки тыловых военных и гражданских учреждений, больных, раненых, ценного имущества, запасов продовольствия и воды.
Утверждение историка Какурина, что не удалось эвакуировать военные запасы, в частности артиллерию, справедливо лишь отчасти: их в значительной мере и не собирались эвакуировать за невозможностью использовать в эмиграции (нельзя же было всерьез рассчитывать на продажу французам их же снарядов). По сравнению с организацией новороссийской эвакуации Врангель достиг выдающихся результатов — посадка на корабли осуществлялась в полном порядке.
Думается, что красные командиры не случайно предоставили Врангелю своеобразный «золотой мост» для эвакуации из Крыма. Они не хотели больше губить своих людей, которых и так полегло несчетно в последних боях в Северной Таврии и при штурме перешейков. Раз врангелевцы бегут к портам — значит, сами оставляют Крым и войне конец. Так зачем же зря губить людей? 1-я Конная армия, например, была так ослаблена потерями, понесенными во время прорыва врангелевцев в Крым, что в штурме Перекопа участия не принимала и была способна лишь на преследование, да и то довольно вялое, отходившего противника. Несомненно, успеху эвакуации способствовало то обстоятельство, что после прорыва юшуньских укреплений командующие советских армий, ворвавшихся в Крым, дали 12 октября своим войскам день на отдых. Это позволило врангелевцам оторваться от противника и проводить крымскую эвакуацию, в отличие от новороссийской, не под огнем красных. Памятные нам по фильму «Бег» эпизоды, когда последние врангелевцы грузятся на суда, отстреливаясь от наседающих красных, — плод творческого воображения режиссеров Александра Алова и Владимира Наумова. Возможно, они вдохновлялись в том числе и поэмой Владимира Маяковского «Хорошо!», где описана паническая эвакуация из Севастополя под обстрелом советской артиллерии:
На рейде транспорты и транспорточки,
драки, крики, ругня, мотня, —
бегут добровольцы, задрав порточки, —
чистая публика и солдатня.
У кого — канарейка, у кого — роялина,
кто со шкафом, кто с утюгом.
Кадеты — на что уж люди лояльные —
толкались локтями, крыли матюгом.
Забыли приличия, бросили моду,
кто — без юбки, а кто — без носков.
Бьет мужчина даму в морду,
солдат полковника сбивает с мостков.
Наши наседали, крыли по трапам,
кашей грузился последний эшелон…
Ничего подобного в Севастополе не было. Маяковскому нужна была картина именно панического бегства последних белых полков из Крыма, и он воспользовался описаниями предыдущей, действительно провальной эвакуации деникинских Вооруженных сил Юга России из Новороссийска в марте 1920-го, просто заменив Новороссийск на Севастополь.
